Грузия. Восьмидесятые годы. Перестройка. Роман Михаила Гиголашвили слишком масштабный, чтобы считаться детективом. Герои «Чертова колеса», книги на без малого восемьсот страниц, – милиционеры, художники и «золотая молодежь», уголовники, номенклатура и дамы полусвета – сплошь наркоманы. Исключение составляют грузинские крестьяне, которые исправно выращивают мак, сами, однако, не употребляют. Пойман мелкий, но информированный торговец. За дозу он выдает милиционерам целый список наркоманов, те, не спеша, берут одного за другим, раскручивая на взятки. Герои списка составляют несколько переплетенных сюжетных линий, соединяющихся в крупном и мрачном полотне. Ломка, лекарства нет.
Коррупция буквально повсеместная и тотальная. Майор Майсурадзе ждет, что перестройка скоро закончится, «уляжется пена, и мы будем и полиция, и мафия. Так лучше для всех. И в первую очередь для людей. Не два раза платить придется… а только нам. Но в двойном размере! А с ворами мы разберемся». Сетования по поводу мифического отстрела КГБ старых «законников» и прихода на их место «отморозков» стали уже общим местом, однако выдают симпатии автора хоть к какомуто, но порядку. По некоторым деталям, по общему болезненному настрою текста видно, что автор – человек осведомленный, что он не просто конструирует остросюжетный текст, но описывает собственные впечатления.
Примерно на сотой странице появляется таинственная рукопись, полная образов кавказского языческого фольклора. Бес, которого шаман запер в заговоренной пещере, вырвался на свободу и полетел творить черные свои дела. Мальчик, вместо того чтобы заниматься геометрией, читает девочке эту таинственную рукопись, которая, теоретически, должна объяснить творящийся вокруг них ужас.
« – Что такое родовая память? А что такое род? – спросила Ната. – Ну, это ты, и твои родители, и родители твоих родителей, и их родители и так дальше…»
Михаил Гиголашвили не смог или не захотел избежать модных оценок в области ментального. Ланда из Риги характеризует русских: «– Хмурый, серый, вечно голодный, угодливый, жалкий и пьяный народ без будущего! – Особенно кавказских не любят, – машинально отозвался Пилия, а она добавила: – Завидуют. Всем завидуют, не только кавказским…». Досталось и армянам. Пьяный лейтенант КГБ (!) лепечет: «– С ума сойди, эли! У нам Ереван такой баб по улицу не ходят, в мереседес или дворец сидятся… А который ходит – все кривоногий и жирны, ара, как дикий звер… Белень-ки чка, нету… Чернень-ки… Ррруканога волосат… снежны человека-а-а! – икал Хачик в голос». Перестройка – чертово колесо начинает неумолимое движение. А одноклассники, мужественный Гоглик и красавица Ната, собираются заканчивать с таинственным текстом.
Мальчик крадется «…в комнату отца, где обычно лежала рукопись. Так и есть – еще несколько листов. С потолка они валятся, что ли?»
Сергей Шулаков, "КО", №5, 2010