Пресса
"Актуальные комментарии" о "Большой свободе Ивана Д."
Комментирует:
Кирилл Мартынов преподаватель Высшей школы экономики, обозреватель
В русской литературе, где так много писателей и премий, но исчезающее мало количество читателей, наметился любопытный тренд.
Издаются романы, всем своим видом демонстрирующие, что они и не романы вовсе. Нет в них ни фабулы, ни героев, ни сюжета, ни экспозиции. Буквы какие-то есть, несколько вполне тривиальных мыслей, ну и обложка. Вершиной этого жанра стал, конечно, роман «Люди в голом» Андрея Аствацатурова, которого я без всякой иронии считаю гением. Только откровенный гений мог продать (или лучше сказать «всучить», может быть, «впарить»?) зазевавшимся дамам, располагающим досугом, под видом модной литературы издевательские блокнотные записи. «Я давно хотел написать роман, но никак не мог придумать, как именно начать. Но делать нечего, Рубикон пройден, так может быть вот так... Нет, так не пойдет. Что же делать, мой читатель?».
Добродеев вместе со своими издателями из Ad Marginem в этом смысле отстает. Его, вероятно, даже нельзя толком вывести на чистую воду, текст не имеет двойного дна. Это на самом деле (sic!) история об экзистенциальной драме Дмитрия Добродеева, пережитая им на фоне падающей Берлинской стены, в далеком уже 1989 году. Судьба человека на фоне гибели империи. Ни много, ни мало. Или лучше сказать так: хотите верьте, хотите нет. В отличие от Аствацатурова они это там на полном серьезе!
Второй тренд, кстати говоря, вертится вокруг воняющего до сих пор трупа Совка, нашей великой родины. Нам все чаще предлагают понюхать его то тут, то там. Сначала это сделал — в том же издательстве, что и Добродеев, — Михаил Гиголашвили, рассказавший о коррупции и наркотиках в позднесоветской Грузии. Ну и вот теперь — это. Как бы это сказать мягче...
Читать Добродеева предельно скучно. Он пытается играть на противопоставлении приватного и публичного, этакого Шопена и вот такого Вагнера, но получается лишь фрагментами, и очень редко. Вот пример такой авторской удачи: «Его сердце не окаменело. Оно билось в ритме советской, рабоче-крестьянской системы отношений. Когда бутылки виски и пачки „Мальборо“ многое решали». Впрочем, об этом ведь уже тридцать лет назад, кажется, все сказал Зиновьев. И даже кинофильм «Служебный роман».
Но Добродеев настойчиво продолжает. Он окружает своего лирического героя разведчиками всех мировых разведок. Бедняге приходится пить с власовцами и писателями третьего сорта, спать (именно так в авторской редакции, в романе есть даже фраза «и тогда он стал спать с ней прямо в кабинете») с женщинами всех национальностей, раскрашивать текст политически «горячими» сравнениями украинцев с тирольцами, ненавидящими пруссаков, и тянуть, тянуть печатные знаки, как будто авторский ужин, словно в классические времена, напрямую зависит от их числа.
Первая треть этого текста сгущает краски. Герой неустроен, ему не хочется в Совок, ему нужна свобода (которую он, в конце концов, и находит — в лице одноименного радио). И якобы он и все окружающие чувствуют все, понимают и видят: СССР рушится. Якобы еще в 1988 году он сумел прозреть это будущее. Назло всем советологам. Может быть, благодаря своим антропософским интересам (ведь лирический герой имеет давнюю застарелую страсть к Гурджиеву и другой подобной бессмыслице).
Вообще, внутренняя идеологическая жизнь героя Добродеева глубоко амбивалентна и потому близка, читатель, нашей с Вами. С одной стороны, он ненавидит империю, а с другой - гордится ей, возмущается, уже сидя в ФРГ, что вот не нашлось и сотни человек во всем СССР, кто встал бы на защиту страны с оружием в руках, только старики Пуго и Ахромеев застрелились. Актуальность чувствуется и в сцене допроса: американцы допытываются у несчастного перебежчика, куда из триады "перестройка, гласность, ускорение" делось вдруг в речах горбачевского правительства это самое "ускорение", будь оно не ладно.
Потом в тексте все как-то налаживается. Лирический герой уже меньше думает об империи и все больше о собственном внешнем виде, деньгах и особенно женщинах. Из романа Добродеева, надо отдать ему должное, можно вынести очень полезный опыт. Это фрагмент исторической реальности, который стоило бы озаглавить так: посредственность русского интеллигента в чрезвычайных обстоятельствах. В ее минуты роковые, ну или как там.
Дмитрий Добродеев «Большая SVOBODA Ивана Д.». М.: Ad Marginem, 2010.
Книга приобретена в магазине «Фаланстер».