рассказ Мих. Елизарова из сборника "Кубики"
По правую руку от следователя Дудинцева сидит потерпевшая Ехонина, слева – подозреваемый Чигирин. Следователь Дудинцев просит пояснить, знают ли допрашиваемые друг друга и в каких отношениях находятся. В унисон его голосу стрекочет печатная машинка.
Ехонина говорит: - Я знаю сидящего напротив Виктора Чигирина с двадцать восьмого июня, с того дня, а точнее ночи, когда он меня изнасиловал. Ранее я с ним знакома не была. Между нами ранее не имелось неприязненных отношений, и потому я не имею причин клеветать на него...
Чигирин дергает головой, словно его ужалили в затылок:
- Брешет она бессовестно, товарищ следователь! - Чигирин ловит недовольный взгляд Дудинцева и переходит на официальный тон: - Я знаю сидящую напротив меня Ехонину только с сегодня, а до этого я слышал о ней от вас и следователя Микитова. Я не насиловал Ехонину, я считаю ее сумасшедшей. Неприязненных отношений и личных счетов между нами не имеется, кроме того, что Ехонина злостно клевещет на меня!
Каретка печатной машинки со скрежетом подрезает повисшую тишину.
Дудинцев кивает:
- Потерпевшая Ехонина, поясните, при каких обстоятельствах вас изнасиловал Чигирин.
Ехонина торопливо рассказывает: - Двадцать восьмого июня около полуночи я возвращалась домой... - она всхлипывает. - Я уже была почти возле своего дома, когда ко мне подошел ранее незнакомый мне Чигирин, схватил меня за руку и в грубой форме потребовал половой близости. Так как я отказывала ему, то он стал угрожать. Говорил, что у него имеется нож, и если я буду кричать и сопротивляться, то он применит его...
- Товарищ следователь! - болезненно вскрикивает Чигирин. - Она точно сумасшедшая! Ну, какой нож!? Откуда у меня нож?
- Вам дадут слово! - перебивает Чигирина Дудинцев. Он делает небольшую паузу и размеренно спрашивает:
- Подозреваемый Чигирин, что вы можете сказать по поводу показаний Ехониной?
- Ножа у меня с собой не было, потому что не было и этой ситуации в природе! - возмущается Чигирин. - И я не угрожал Ехониной применением ножа, я вообще к ней не подходил в тот вечер двадцать восьмого, я у себя дома находился. Я никогда никого не насиловал!
Дудинцев поворачивается к Ехониной: - Что вы можете пояснить по поводу показаний Чигирина?
У Ехониной пламенеют щеки, голос дрожит:
- А я настаиваю на своих показаниях и заявляю, что Чигирин лжет. В действительности он изнасиловал меня первый раз на улице и дважды в своей квартире и при этом угрожал меня зарезать.
Чигирин кладет руку на грудь:
- Никаких половых актов с гражданкой Ехониной ни добровольно, ни насильственно я не совершал. И я не угрожал зарезать, потому что не угрожал.
- Так... - Дудинцев обращается к Ехониной. - А Чигирин доставал при вас нож?
- Нет, он только говорил, что, если надо, применит.
- Ясно, - кивает Дудинцев Ехониной, - продолжайте.
- Я допоздна гуляла со своими знакомыми в парке и возвращалась домой одна. И возле дома ко мне подошел Чигирин. Убежать у меня не было возможности. Чигирин находился в нетрезвом состоянии, от него пахло алкоголем. Я была сильно напугана внезапным появлением и действиями Чигирина...
- А почему вы не позвали на помощь? - уточняет Дудинцев. - Вы же находились в нескольких метрах от балконов первого этажа.
- Мне не к кому было обратиться. Рядом никого из прохожих не было, чтобы увидеть нас. А Чигирин угрожал мне расправой, и в связи с этим я не кричала, а только боялась и отталкивала Чигирина от себя, просила его не трогать меня и отпустить домой. Кроме того, я понимала, что бесполезно кричать и звать на улице, так как не верила, что кто-либо из жильцов дома выйдет на улицу в такое позднее время помочь мне.
- Понятно, - принимает объяснение Дудинцев, - дальше...
Ободренная Ехонина рассказывает:
- И вот, пользуясь моим беспомощным состоянием, Чигирин силой снял с меня трусы, повалил на землю и изнасиловал..
- Товарищ следователь, - вскрикивает Чигирин, - ну так же нельзя!
Дудинцев хлопает ладонью по столу:
- Не перебивайте, Чигирин, вам дадут высказаться!
- Ага, как же, дадут, - горюет Чигирин, - догонят и еще раз... - он безнадежно отмахивается.
- Изнасиловал меня... - Ехонина на миг задумывается, вспоминая нужную формулировку, - в естественной форме. Мне было больно, я ранее половой жизнью не жила. Он меня первый раз насиловал на земле. После чего он меня не отпустил, а потащил за руку к нему домой. Я пыталась оказать ему при этом сопротивление, я отталкивала его руками, вырывалась. Но не смогла вырваться, так как Чигирин физически сильнее меня.
- Я могу сказать?! - перебивает Ехонину Чигирин.
- Не сейчас, - отказывает Дудинцев, - а только когда я вас конкретно спрошу.
Чигирин никнет, Ехонина торжествует:
- В подъезде я на помощь не звала, так как понимала безысходность своего положения, и по пути нам никто не встретился. Чигирин затащил меня в кабину лифта. Кнопки этажей нажимал тоже он. Это был восьмой этаж, квартира 103, где, как я узнала с его слов, он проживает. Дверь Чигирин открыл своим ключом. Когда мы с ним вошли в квартиру, он затащил меня на кухню. На кухне Чигирин вновь стал требовать половой близости. Я ему отказывала. Он снова пугал убить. Я была морально сломлена и не могла ему оказать активного сопротивления. Пользуясь этим моим подавленным состоянием, Чигирин полностью меня раздел и положил на тахту, что была на кухне. Он изнасиловал меня первый раз на тахте в естественной форме, а второй раз анально – на полу. При совершении со мной этого извращения я кричала от боли, а Чигирин издевался и говорил, что вот, как мне понравилось... - Ехонина всхлипывает и с ненавистью глядит на Чигирина.
- После совершения со мной насильственных действий Чигирин повел меня в ванную и там заставил подмыться. Потом мы вернулись на кухню. Я дождалась, пока Чигирин уснет и оделась. Я попыталась открыть входную дверь, но не смогла, я тогда подумала, что может в комнате есть телефон, и я смогу вызвать милицию, я зашла в первую комнату, где к своему удивлению обнаружила двух старушек, - Ехонина произносит последнее слово и словно сама удивляется. - Представляете, оказывается, пока он меня мучил, они были в квартире и все слышали! Вот эти старушки по моей просьбе выпустили меня, и я сразу побежала домой и сообщила обо всем родителям, а они позвонили в милицию.
- Подождите, - уточняет Дудинцев. - Значит, вы утверждаете, что в квартире Чигирина находились две старушки?
- Какие старушки? – глухим голосом после небольшой паузы спрашивает Ехонина. Ее лицо точно застывает гипсом.
- Те самые, которые из квартиры вас выпустили, - говорит Дудинцев.
- Какой квартиры? - Ехонина ошалело смотрит по сторонам, шумно дышит.
- Из квартиры, где вас изнасиловал Чигирин, - терпеливо поясняет Дудинцев.
- Меня изнасиловал? Кто? - у Ехониной дергается уголок рта, нервно прыгает бровь.
- Вы не помните того, что говорили минуту назад? - недовольно спрашивает Дудинцев.
Ехонина напряженно пытается что-то вспомнить. От усилий рот ее сводит судорога, словно кто-то резко потянул Ехонину за щеку невидимым крючком. На подбородок выкатывается ком слюны. Ехонина обрушивается вместе со стулом. Тело девушки содрогается в конвульсиях. Машинистка вскрикивает от испуга.
- Я же говорю, - пожимает плечами Чигирин, - сумасшедшая!
Дудинцев подсаживается к Ехониной и пытается привести ее в чувство. Ехонину обильно рвет белой пеной, точно из огнетушителя. Тело подбрасывает очередной спазм, и слюну окрашивает яркая кровь – Ехонина прикусила себе язык. Она бесновато колотится на полу, как живая рыба, глаза ее налиты стеклянным безумием.
- Врача вызывай! - кричит Дудинцев машинистке, поворачивается к Чигирину. - Ладно, пока свободны. Когда потребуется, мы вас вызовем.
Чигирин кивает и, брезгливо переступив через Ехонину, покидает кабинет следователя.
Из прокуратуры Чигирин направляется домой. Его пепельного цвета девятиэтажка затерялась среди однотипных окраинных новостроек. От метро туда надо добираться маршруткой.
Чигирин заходит в свой подъезд, поднимается в лифте на восьмой этаж, открывает квартиру с номером 103 – все, как рассказывала потерпевшая Ехонина.
- Я дома, - сообщает он в прихожей, затем разувается и первым делом идет на кухню. На столе чашка с недопитым чаем, литровая банка с гречишным медом. Чигирин льет из банки на хлеб мед и жадно ест. Потом Чигирин проходит в комнату. На диване рядышком сидят две преклонных лет бабы, разрушенные деревенским трудом, и пялятся в безмолвный телевизор. Увидев Чигирина, они сразу поджимают руки на уровне груди, точно танцующие за кусок сахара собаки.
- Обошлось? - спрашивает первая старуха. - Отпустили?
- Чуть не засыпался, - зло бормочет Чигирин. - Уже думал все, пропал! Что-то вы халтурите, старые.
- Сроду не халтурили, - говорит вторая старуха.
- Я уже боялся, что она вообще про вас словом не обмолвиться. Жалуется, жалуется, а следак все слушает и на машинку записывает. Только под конец дура эта вас назвала, а как вспомнила, у нее сразу и падучая началась, язык себе откусила! - Чигирин нервно хохочет. - Все-таки ловко это у вас получается!
- Доиграешься, Витенька, ой, однажды доиграешься, - качает головой первая старуха. - Хватит за девками-то бегать, за ум возьмись, двадцать седьмой годок все-таки...
- А вы меня не учите! - злится Чигирин. - Я сам как хочу, так и живу. Теперь на месяц убирайтесь к себе в Луговое. Когда поутихнет, обратно позову.
- Душа за тебя изболелась, - мается вторая старуха.
- Лучше б у вас душа за мать болела! Твари!
- Что ты говоришь такое, Витенька?! - пугается первая старуха.
- А то! - злится Чигирин. - Думаете я не знаю? Мать в гроб загнали, ведьмы, а теперь вот совесть и мучает!
- Это что ж, я собственную-то дочь уморила?! Внучек, пожалей!
- Нет нашей вины! Маринка сама себя по ошибке извела! - гундосит вторая старуха. - Кто ж просил ее в закваску нашу голыми руками лезть?!
- Значит, лучше учить надо было, объяснять! Всю ж семью, твари поганые, истребили! Один я у нас остался. Вдруг помру?! Никого же в роду, только вы – рухлядь гнилая! А раз виноваты во всем, так теперь мне помогайте!
- Ты – наша кровиночка, Витенька, - завывает первая старуха. - Свет наш, внучек любимый...
- Так ведь и выручаем, как умеем, - скулит вторая старуха. - Боюсь я, что в деревню нас спровадишь, а сам опять девку спьяну приведешь.
- Уж потерплю как-нибудь. А потом поутихнет, обратно приедете...
Чигирин снова идет на кухню и, запрокинув банку, тянет мед и запивает холодным чаем. Утершись рукавом, Чигирин возвращается в комнату, становится перед старухами на колени: - Спасибо, баба Дуня, спасибо, баб Ната...
Старухи плюют на пол, навыворот крестят пространство вокруг Чигирина и по очереди целуют его в лоб.