Рецензии
Откровения профессионального лузера
Галина Юзефович о новом романе Андрея Аствацатурова
После ошеломительного успеха своей первой книги «Люди в голом» питерский филолог Андрей Аствацатуров оказался в стандартной для начинающего автора ловушке. Если вторая книга будет похожа на первую, то упреков в самоповторе не избежать. Если же она окажется совсем другой, двадцатипятитысячная (по самым скромным подсчетам, именно столько экземпляров «Людей в голом» было продано за год) армия читателей почувствует себя обманутой. Умело избегая обеих опасностей, Аствацатуров выбирает третий, самый верный путь: его вторая книга — по сути, просто продолжение и расширение первой, стыкующееся с ней напрямую, безо всякого переходника.
Те же сюжеты — мучительные и смешные детские воспоминания мальчика из интеллигентной семьи, преподавательские байки, забавные случаи из жизни знакомых, ироничные ламентации на тему собственной вечной неустроенности да желчные зарисовки быта и нравов питерской интеллигенции. Тот же, что и в «Людях в голом», рваный стиль, в считаные мгновения взмывающий от бытовых анекдотов, туалетного юмора и шуток на тему необычных фамилий (надо признать, и впрямь весьма остроумных) к почти поэтическому речитативу — ритмичному, завораживающему и злому.
Вообще злость — одно из базовых свойств писателя Аствацатурова. Похоже, в мире его не устраивает решительно все: студенты, на экзамене интересующиеся, в какой библиотеке найти повести писателя Белкина; женщины, требующие от тщедушного интеллигента брутальности и маскулинности; непрактичные и бестолковые коллеги-преподаватели… Детство для Аствацатурова — это ад советского садика с его унижениями и слащавой, вымученной ласковостью. Пубертат — муки советской же общеобразовательной школы. Новый год — пошлость и скука вынужденного ночного бдения. Брак — безнадежное предприятие. Преподавание — совмещение неприятного с бесполезным. На память невольно приходит известный набоковский эпиграф — «Россия — наше отечество. Смерть неизбежна».
Однако есть во всем этом брюзжании нечто, не только цементирующее всю расхристанную конструкцию, но и придающее ей очарование. И это нечто — фигура автора-рассказчика. Этот очкастый интеллектуал-лузер, вечная жертва уличной шпаны, смешной, безденежный и жалкий, вызывает в читателе не только и не столько сострадание, сколько искреннюю симпатию. Именно этот недотепистый типаж исключительно актуален для нашего времени: сегодня, когда неудачником быть стыдно, он словно бы постулирует право человека на неудачи. Во времена всеобщего принудительного счастья — отстаивает свободу грустить и злиться. И эта жизненная позиция, помноженная на выдающийся, едва ли не довлатовского уровня авторский юмор, заставляет взглянуть на бинарную структуру «успех — провал» под иным углом и увидеть между этими двумя полюсами множество разнообразных оттенков.