Пресса
С улицы растерянный
Майя Кучерская в "Ведомостях" о том, что героем "Скунскамеры" может почувствовать себя каждый
Если вам понравились «Люди в голом» Андрея Аствацатурова, значит, и «Скунскамера» придется по душе. Вторая книга — органичное продолжение первой. Она тоже выращена из воспоминаний о питерском детстве середины 1970-х — начала 1980-х.
Детский сад с крикливой воспиталкой, металлическая вилочка, которой люди тыкали в булочной хлеб — проверить, насколько свеж, соки в стеклянных конусах, вонь сожженной в школьном туалете расчески. И вполне созвучный родным картинам языковой юмор в диапазоне от «пионерзажатой» до «запиханки».
Эта книга не обременительна. С ее героем по имени Андрей Аствацатуров, обаятельным, как и все неудачники, легко находиться вместе. Не то чтоб ослепительно умен, но он и не глуп, не феерически остроумен, но иные его анекдоты ужасно смешны. К тому же и речи его облечены в короткие и совершенно прозрачные синтаксические одежды. «В детском саду во время тихого часа я никогда не мог уснуть. Просто лежал под одеялом, закрывшись с головой и наслаждаясь покоем». Вот стихи, а все понятно, все на русском языке.
Будь перед нами не преподаватель Петербургского университета, читающий лекции по зарубежной литературе, не сочинитель научной монографии о Генри Миллере, отождествить Аствацатурова-персонажа и Аствацатурова-автора было бы легче.
Но нет, второй слишком очевидно зорче, умнее да и печальнее первого. Простоте же и мнимому автобиографизму Аствацатуров-автор научился у героев своих лекций. Это они нашептали ему, как завоевать доверие читателей и что делать, чтобы к тебе потянулись люди. Хотя разок-другой и подшутили над доцентом, налив ему в уши несуразного: «Спасение — в одиноком биении сердца, в удовольствии никогда никого не встретить, которое освобождает уши от общеобязательного тянущегося звука и вливает в них белое безмолвие». Но такого в этой прозе, по счастью, немного.
Преимущества маски простодушного понятны — валяй ваньку, не опасаясь, что призовут к ответу. Рассуждай себе про гимнастку Алену, которая отчего-то сочиняет в Думе законы, а не полотенца с ключами от шкафчиков выдает. Дурачку виднее, он не отделен искажающим стеклом рефлексии от жизни. И страшная правда ему открыта. А она вот: невероятная культурная разреженность пространства, раздрай, абсурд дня сегодняшнего по сравнению даже с нищей, но отлаженной и обустроенной эпохой застоя.
Под стать пустому времени и его, времени, герой: сорокалетний преподаватель никому не нужного предмета, собирающий по крохам словечки, детальки, анекдоты из прошлого, в котором теплилась хоть какая-то гармония. Вот такой рассеянный — нет, бесконечно растерянный с улицы… простите, с площади Мужества. Герой Аствацатурова прописан именно там.
Майя Кучерская 11.01.2011