Эдуард Лимонов выпустил книгу стихов, где рассказывает о последней любовнице, сексе с Катей Муму и пользе митингов по 31-м числам на Триумфальной площади в Москве.
Лимонов влюбился и написал книгу стихов. На 180 страницах он поет гимн худой черноволосой еврейке двадцати восьми лет. «Женщина после тридцати для меня не существует», – решил он еще 17 лет назад и остался верен своему слову. Она замужем, работает в офисе и носит розовые чулки. Они познакомились три года назад в интернете, встречаются у него по пятницам и сношаются в коридоре, ванной, на диване, в кухне и у окна. Она уезжает к мужу – он садится писать стихи.
А теперь перечитайте это, вспомнив, что поэту шестьдесят восемь лет, а брюнетка – «последняя, быть может, его возлюбленная дама».
Так легче понять, насколько открывающийся похотью, «хоботками в ваджайнах» и «шампанским в крови» сборник пронзителен, откровенен и оттого чудовищен. Стихи проще некуда, а режут глаза и жгут щеки: что он такое говорит, зачем позорится, как не стыдно? Бесцеремонность лимоновской прозы, выложенной рифмами, обескураживает. Лучшим оказывается стихотворение, напечатанное на обложке под видом предисловия. «В 1997 году на окраине Георгиевска, что в Ставропольском крае, мне привелось увидеть посаженного на цепь, почему-то недалеко от церкви, прямо на улице, огромного старого козла. Его привезли для случки из дальней станицы. Седая шерсть клочьями, бешеные глаза, это чудовище рыло копытами землю и ревело, требуя козочек.
В сущности, лирический герой моей книги стихов, партнер Фифи по любовным утехам, порой недалеко отстоит от того сказочного чудовища».
Внутри все традиционные для русской классической поэзии жанры и темы: родительское напутствие («Ты кем же станешь, рыжий клопик? / Не стань отъявленная ***дь!»), подражание античным авторам – Катуллу («Над трусами я ***дскими склонился / Испарения девкины вдыхаю»), любовное разочарование («Катя, злобный, равнодушный мать, ДНК с изъянами, банальна»), страх перед лицом вечности: «– Слезай, проклятый, с этой внучки! / Хрипит ко мне небытие. /– Не отрывай меня от случки! / Приди позднее – еее!»), конфликт чувства и долга («Вали марксиста на кровать / И возбуди, штаны снимая, / Он не успеет подсчитать, / Есть в том ли выгода прямая»).
Лимонов в энбэпэшном бушлате печатает шаг глагольными рифмами, и не разобрать, где здесь осознанный примитивизм и нарочитая небрежность, а где ученичество и банальность.
С другой стороны, врать незачем: в России мало поэтов, к которым женщины хотят приезжать ночью с бутылкой вина. В Штатах так ездили к Буковски, во Франции осаждали Генсбура. К шестидесятой странице сборника всклокоченный очкастый дед Лимон с печаткой на среднем пальце встает с ними рядом.
И вот тогда, после сотни рифм об анальном сексе, каплях спермы и гладком животе Фифи в книге вдруг появляется Наталья Медведева. Она любила лимоновские рифмы, незадолго до знакомства с будущим мужем ее сфотографировали в Лос-Анджелесе – молодую, стройную 17-летнюю манекенщицу на выставке со сборником «Русское» в руках. Книжка уже тогда была редкая. Лимонов забросил поэзию после переезда в США: здешняя жизнь не может быть описана в стихах, говорил он. Фотографией Лимонов долго гордился, а по жене грустит до сих пор, стихами пишет ее желтый берет в Париже, их ужин в рыбном Марселе и утро без певицы в Еврейском квартале. Героини даже похожи: у Фифи попа грушей, у Медведевой – гитарой. Обеих Лимонов по привычке ревнует: одну, мертвую, бешено, вторую, живую, великодушно.
И все же я бессилен с вами
Как перед самкою саме...
ц, и мне совсем не безразлично,
Кто, экзотичных сняв зверей,
Имел вас в позе неприличной
В отеле сразу у дверей...
Продираясь сквозь лирику «К Фифи», невозможно не вспомнить, что за автором числится долг в полмиллиона рублей – судебный проигрыш бывшему мэру Москвы, что имущество его описано и что по редакциям журналов, где он публикуется, ходят приставы-взыскатели. Денег Лужкову Лимонов до сих пор не перевел, так что не исключено, что отданные за книгу 160 рублей пойдут в уплату этого долга. И доход Лужкова пополнится за счет строчек «Иди сюда! Так, сиськи на колени! В ромашках у тебя твои трусы» и «Вижу я международно / Что в тебя вошел свободно / Итальянский красный *уй».
Тем более что к концу книги Лимонов уже только делает вид, что пишет порнографические вирши о молодой любовнице: инстинктивно он загребает под себя все свободное пространство – по праву большого дикого зверя. От критики московских дев («Какого Фета нужно вам / От этих безобразных дам? / От этих котиков морских / В нарядах сложных и смешных») он переходит к рассказу о единственном в России нулевых политическом секс-скандале. Подложенную врагами Катю Муму Лимонов называет жирной девкой, а потом обращается к нации:
Я верю, вы меня поймете!
Зачем в Кремле вам импотент?
Меня возьмете и наймете,
И стану я ваш президент!
А дальше война в Сербии, тираны Ближнего Востока, Триумфальная площадь по 31-м числам и заклинание «не хочу быть грустным стариком». Не беспокойтесь, Эдуард Вениаминович, не будете. Ведь забыли, что кричите «Хайль!» с последней страницы своей новой книги.
Олеся Герасименко 25.03.11