Рецензии
Лев Данилкин об "Истеми"
Попытка придумать себе историю получше
Попытка придумать себе историю получше
Лучшие страницы меланхоличной, кундерианской, иронично-серьезной повести — первые: насильственное погружение в карнавальную альтернативную историю, тотальное остранение. «Халифаты напали на Священную Римскую империю сразу в двух местах — началась война за Ламанчу и Андалусию, и одновременно высадился десант на Сицилии. А потом и Курочкин-Бетанкур двинул двадцать пять танковых дивизий на Герц и Аквилею». Читателя гнут в бараний рог, и лишь постепенно хватка ослабляется, и начинаешь понимать что к чему: на излете советской эпохи студенты от скуки принимаются играть в веселую игру, нечто среднее между «Швамбранией» и «Цивилизацией». Европа поделена на несколько сфер влияния, у каждого участника игры — свое королевство, и вот императоры и каганы обмениваются ультиматумами, закупают друг у друга зенитно-ракетные комплексы и т.д. Время в романе течет тремя потоками: помимо «альтернативной истории» — в 2004-м и 1984-м; в 2004-м случается кое-что такое, из-за чего рассказчик вынужден реконструировать в памяти события молодости, когда то, что было игрой, вдруг оказалось судьбой; постепенно вытанцовывается даже и квазидетективный сюжет — в том, что многие годы казалось случайностью, обнаруживается закономерность.
«Истеми» — повесть вроде как непритязательная, просто «игровая»; ну странная фантазия, мало ли. Однако в ней что-то есть, что-то поважнее сюжета: здесь транслируется ощущение бессмысленности нынешней эпохи душной «стабильности», в которой вместо того чтобы командовать полками, романтики войны разрабатывают стратегии реализации американской газировки. Между тем Большая История по-прежнему продолжается. «Истеми» — повесть о том, что целые жизни, бывает, оказываются результатами нелепых совпадений; о том, как знакомые юности, повзрослев, оборачиваются совсем не такими, какими ты их представлял себе. Повесть украинского автора про Киев, и Киев здесь не просто декорация, он все время «фонит»; но повесть на самом деле не экзотично-местечковая, а «общая», затрагивающая всех, кто осознает, что слишком безальтернативная история — это проблема; проблема постсоветская и транснациональная. Любой бунт сойдет; даже такой, выморочный; все равно — отдушина.
Лев Данилкин 24.05.11