Пресса
Михаил Елизаров о "Библиотекаре"
Лидия Гуменюк, для журнала Собака
Полная версия интервью с писателем Михаилом Елизаровым для февральского номера СОБАКИ.РУ (СПб), 2009
Лидия Гуменюк специально для Собаки.ru
- Михаил, вы сами-то ожидали, что получите «Буккер»?
- Не ожидал, конечно. Это было неожиданно для всех, а особенно для меня. Я понимал, что у меня нет никакого влияния на жюри, на результат.
- А сами бы Вы за какое произведение премию дали?
- Я доволен этой оценкой и рад, что именно «Библиотекарь» получил «Буккер».
- Член жюри, Евгения Павловна Симонова, сказала, что находит книгу крайне кинематографичной. Как вы к этому относитесь?
- Кинематографичность картинки – это результат, конечно, моего текстового усилия. Я пытался добиться эффекта визуальности. И мне очень приятно, что именно Евгения Павловна это отметила. Я ведь, когда работаю над книгой, всегда беру для типажа чью-то фотографию. Я смотрю на портрет, и мне легче сочинять, что может происходить с таким персонажем. А я как раз писал одну из героинь с Симоновой. Удивительно, что в жюри оказался такой человек.
- Вы всегда говорите только лишь о влиянии русских писателей на Ваше творчество, а зарубежных таких совсем нет?
- Текстового влияния, конечно, нет – это же всё переводы, не оригинал. В детстве любил Астрид Лингрен, Туве Янсон даже Конан Дойля – очевидные всё вещи. Сейчас даже боюсь перечитывать, чтобы не разочароваться.
- А вот Вы говорили, что писали «Библиотекаря» в промежутках между работой. Это не редкое состояние для современного писателя, но, возможно, это в некотором роде даже продуктивнее?
- Нет, конечно. Работа мешает. Иногда вот есть свободное время, а писать ну никак не идёт, а в другой раз есть нужный настрой, а как раз время посторонней работой заниматься. Лучше быть свободным, чтобы такие моменты не упускать. Но для кого-то, возможно, создание текста – отдых, а не самоцель.
- Вам часто приписывают то, что Вы романтизируете советское время. Вы же, наверное, ненавидите тогда слова «совок» и «совковый»?
- Да, конечно. Я считаю это хамским выпадом абсолютных совков. Мы же все, взрослые люди, из этого времени вышли, над ним не стоит глумиться. Но я ничего не романтизирую, не ностальгирую. Конкретно в тексте Советского Союза нет, там есть просто человеческие отношения, которые связаны с теми идеалами, которые продвигала советская культурная эстетика. Это та достойная форма поведения, которая при нынешнем капиталистическом строе совершенно утеряна. Сейчас же кризис не только финансовый, но и человеческий. А критики цепляются к деталям, пытаются запихнуть текст в жанр пародии – им так легче, с постмодернизмом-то. Мол, человек стебётся, но не так прекрасно, как постебался бы Сорокин и т.п. А я же не пытался «клонировать» Громова, сделать стилизацию, не было такой задачи вовсе. Их же смущает тот факт, что меня могут интересовать человеческие чувства.
- А Вы слышали что-нибудь о том, что связано в этом году с итогами премии Кандинского?
- Очень немного, я далёк от живописи и т.п. Только то, что это был опять какой-то скандал. Опять «не тому дали». Что «общественность возмущена» Беляевым-Гинтовтом, и это меня бесит: что за непонятная и абстрактная общественность? Какая-то группа людей узурпировала право выдавать патенты на «хорошо» и «плохо», и как только им не подчиняются, они пугаются и шумят. На самом деле же они ничтожны, ничего не создали – могут лишь навешивать ярлыки. Вот, кажется, Ерофеев говорил по поводу такой критики: «Идите в лакейскую – вот ваше место». Я, вообще, считаю, что на людей, которые кричат «фашизм» надо подавать в суд. У меня вот в семье были фронтовики – я не мог себе позволить фашистских высказываний. Как вообще такое можно говорить? Сами они и есть фашисты-либералы. Вообще, надеюсь, что кризис утянет на дно всю эту чудовищную тусу.