Рецензии
Киносеанс лучших несоответствий
ХХ век открыл возможность видеть город с самолета, равно как и ощущать его всеми мышцами в бурном потоке машин. Если раньше горожанин коллекционировал впечатления, то теперь они вонзаются в него, заседая, как занозы, в его сознании. Единственный способ преодолеть это насилие – найти новую точку созерцания. Даже гудение авиамотора не заглушает заводской гудок? – можно посмотреть на город через щель окна в коридоре, отрешаясь и от современной архитектуры, и от шума, и от бесцельно прожитых лет. Вальтер Беньямин в одной из всемирно известных своих книг (1924) посмотрел на город как на особый механизм, лишающий человека возраста, но зато дающий ему на выбор множество времен и пространств. Человек не знает точно, подросток он или уже ответственный взрослый, но точно знает, желает ли он иной судьбы, и в каких уголках квартиры или города эту судьбу искать, может ли он написать книгу или вести дневник, сколь непринужденным он научился быть в общении, или сколь хорошо он обустроил письменный стол в своей конторе. Все это косвенные указания и на взрослость, и на зрелось, и на ответственность – пропустив собственную душу через кардиограмму пера, современный человек может создавать те сны, из которых и соткано его существование. Он выходит из метро как из царства мертвых, в которым он встречал только живых. А открывая книгу, он собеседует уже не с мертвыми или живыми, но с мыслями, каждая из которых обрела собственное лицо, каждая из которых одаривает собственным вниманием. Собирая впечатления, изготавливая шкатулку наблюдений, современный человек рвется вверх – минуя пролеты отдельных явлений. Это и есть улица с односторонним движением – в витринах отражается уже не фланер, не городской житель, а философ, которым становится каждый человек при чтении этой книги. Философ, умеющий отдать дань любому увлечению, потому что он сам пленен модой на простое увлечение вперед и ввысь. Он всегда тревожен, но беззащитность этой тревоги превращает любое существование человека, любое рассматривание пуговицы или почтовой марки, в дар, ни к чему не сводимый.
А. Марков, 31.05.12