Пресса
Машинист времени
Интервью А. Бочаровой c Инго Шульце. Журнал "Эксперт".
В 1995 году заезжий немецкий журналист Инго Шульце, без памяти влюбившийся в Петербург, написал дебютный сборник рассказов «33 мгновенья счастья», галерею эксцентричных русских характеров. Но Россия, подарившая ему литературное амплуа, так и не ответила взаимностью: из шести написанных им книг на русский язык переведены только первые две. Сегодня, по прошествии почти пятнадцати лет, Шульце, автор, чей роман экранизирует крупная немецкая студия «Константин» и чьи книги — редкость для европейского автора — пришлись по душе американскому читателю, снова в России.
— Вам как писателю все еще интересна наша страна?
— Россия так и осталась для меня одной из самых интересных точек на карте земного шара. Конечно, сейчас я отношусь к ней намного критичнее, чем десять лет назад. Хотя, знаете, говорить, что в России все плохо — это практически литературная традиция, хеппи-энд ведь редко встречается у русских писателей, он не очень близок русскому менталитету.
— Ностальгия по разъединенной Германии и Восточному блоку, сквозной темой идущая в ваших книгах, рифмуется с ностальгией по СССР. Но ностальгия по советскому сегодня интегрирована в России в поп-культуру, как аттракцион с входным билетом. В Германии есть что-то подобное?
— Десять лет назад частное немецкое телевидение начало регулярно показывать передачи об истории ГДР, о символах того времени. Появился термин «остальгия» — тоска по Восточной Германии (Ost по-немецки «восток». — «Эксперт»). Но, честно говоря, я не знаю людей, которые хотели бы вернуться в ГДР.
— Сейчас ведутся ожесточенные споры на тему сноса в Москве памятников советской эпохи. Как с этим обстоят дела в Берлине? Что вы, например, думаете о сносе Дворца Республики?
— Это печальная тема. Мало того, что в угоду переписыванию истории сносят памятник архитектуры модернизма, так на его месте планируют реконструировать замок XV века, в котором жил курфюрст Фридрих II. Неужели в Германии нет достойной современной архитектуры, что приходится в центре города устраивать исторический «диснейленд»? А что касается публичных дискуссий, то через месяц — в середине апреля — я как раз буду выступать на организованной левыми конференции с короткой речью против возведения монумента объединенной Германии на фундаменте исторического памятника немецкому императору.
— Расскажите про ваш новый роман «Адам и Эвелин». Его название отсылает к библейскому сюжету. Что же является искушением для его героев?
— Действие происходит на озере Балатон в 1989 году, когда вдруг открываются границы Венгрии и герои попадают в западный мир. Искушение — это переход из восточного мира в западный. Это, если угодно, изменение любви, ведь любовь лета 1989 года отличается от любви 1990 года и тем более от любви 2009?го. Вот герои уходят с Востока на Запад, и Восток сам постепенно становится Западом.
— Вам не кажется, что дихотомия Восток-Запад в понимании «социализм-капитализм» безвозвратно устарела после 11 сентября и войны в Ираке?
— Нет, если это касается социальной системы, а не политики. Я не жалею об исчезновении Востока, я жалею об исчезновении Запада. Запада как мечты. Как идеального мира. Ведь Запад образца 1989 года кардинально отличается от Запада сегодняшнего дня. Если раньше ты приходил к врачу и был пациентом, то теперь ты — клиент. Если раньше люди работали на заводах и предприятиях, то теперь все — независимые специалисты, которые знают, что такое «аутсорсинг». Нет платформы для объединения — все конкурируют. На место цензуры пришла самоцензура. Общество деформируется. Как бы это глупо ни звучало, у нас нет времени, чтобы спасать мир. Все, что приносит деньги, приватизируется, а рынок — наш новый бог.
— Подобные суждения вы вкладываете в уста героя своей книги «Новые жизни», отчаявшегося писателя, который провозглашает новой литературой «литературу труда, сделок и денег». Но ведь вы как писатель сами интегрированы в эту систему.
— Да. Мне повезло, что я могу зарабатывать деньги литературой. К сожалению, многие из моих знакомых писателей, чьи тексты не хуже моих, не умеют зарабатывать деньги; есть писатели, чьи книги раньше продавались, но с приходом эры маркетинга они больше не могут найти издателя. Я же большую часть денег зарабатываю чтениями. Есть еще аудиокниги. Сейчас собираются экранизировать последний роман, сценарий мною уже написан.
— Кто будет снимать? Том Тыквер?
— Ни в коем случае! Это не мой тип режиссера. Вообще киностудия «Константин» задала мне вопрос, кого бы я хотел видеть в этом качестве. Мне нравятся Андреас Дрезен, снявший «Облако 9», и Ханс-Кристиан Шмидт, отличившийся на последнем Берлинале военной драмой «Шторм».
— А что вы думаете про режиссера Аки Каурисмяки? Мне кажется, ваши тексты как раз похожи на его фильмы — и тематикой повседневности, и замедленным ритмом.
— Не поверите, это мой любимый режиссер! Честно говоря, его имя первым пришло мне на ум, когда я думал об идеальной фигуре для экранизации романа «Адам и Эвелин». Тем более что роман вот-вот переведут на финский. Но представители киностудии не были в восторге от этой идеи — сказали, Каурисмяки слишком много пьет.