Это философское эссе известного социолога, профессора Высшей школы экономики посвящено политкорректности — страшной беде, разъедающей и демонтирующей современную цивилизацию. Над политкорректностью у нас пока принято добродушно посмеиваться под задорновские хохмы про тупых американцев, переименовавших негров в афроамериканцев. В этой небольшой книжке можно найти немало подобных вещей, которые при поверхностном взгляде кажутся смешными. Например, умозрительное изнасилование (conceptual rape) было бы смешно, если бы не стало предметом судебной практики: мужчину можно привлечь к ответственности за воображаемый несовершенный половой акт с женщиной без ее предварительного согласия. Основателю Wikileaks Джулиану Ассанджу не до шуток — ему вменяют в вину «посткоитальное несогласие» (postcoital nonconsent), то есть опротестованное женщиной предварительное согласие. Такими хохмами политкорректность, увы, не исчерпывается.
Леонид Ионин относится к политкорректности трезво, словно врач, профессионально обосновывающий летальный диагноз. Ясно, что политкорректность — это не просто форма социального безумия, но один из основных инструментов борьбы агрессивных меньшинств за формирование новой повестки дня против большинства. Эта борьба подрывает и деформирует традиционные институты демократии.
Более того, политкорректность — главное идеологические орудие империализма, навязывающего всему миру американскую демократию, не только не приживающуюся в других странах, имеющих более давнюю и сложную историю, чем США, но и ведущего к деградации европейской цивилизации, пока еще доминирующей в нынешнем мире. Идеалы эпохи Просвещения искажаются до неузнаваемости и отправляются политкорректностью на свалку истории.
Пару лет назад в Институте философии РАН прошел семинар, на котором с докладом «Общество меньшинств: Политкорректность в современном мире» выступил автор этой книги, доктор философских наук Леонид Ионин. Именно этот доклад, вызвавший широкий резонанс, лег в основу книги.
«Общество начинает рассматриваться как общество меньшинств. Только они претендуют на реальные права, тогда как большинство — только фон для их существования, субстрат, на котором прорастают действующие социальные группы — ортодоксальное политкорректное меньшинство. Политкорректность — это контроль общественного мнения. Причем политкорректность направляет контроль против большинства; большинство превращается в молчащее большинство».
Вокруг конкретных форм реализации политкорректности в политической и социальной практике происходят цивилизационные изменения. Принцип толерантности становится основополагающим при полном равнодушии к истине. В политкорректности западная цивилизация порывает с научной идеологией истинности, лежащей в ее основе. В наше время, когда наука находится в плену могущественных корпораций и военных, ученый лишен личного морального выбора, так как наука перестала быть его личным делом, став коллективной деятельностью. Галилеям не место в современной науке, а толерантность несовместима с поиском истины.
Деградация истины неизбежно сопровождается деградацией науки. Абсолютизация политкорректности ведет и к маргинализации института науки и к демонтажу науки как критерия поиска истины. Замена фундаментального европейского концепта «истинности» приводит к изменению статуса научного знания, фактически ставя знак равенства между научным знанием, религией, астрологией, оккультизмом и галлюцинациями. Профессор европейского университета сегодня лишен всяких гендерных признаков. Главное его свойство — способность реализации исследовательских программ.
Повсеместно разрушается традиционное образование. Например, частью реформы образования стала антирасистская математика. Главной целью обучения математике в школах США и Англии является выработка в учениках «уважения человеческих различий» путем демонстрации поведения, свободного от расизма и предрассудков!
Политкорректность произрастает из доведенного до абсурда духа равенства. Равны все: белые и черные, мужчины и женщины, бедные и богатые, большие и маленькие, умные и глупые, гомосексуалисты и гетеросексуалисты. Скоро и животные будут равны людям. И уже никто не смеет протестовать против навязывания такого абсурда, так как общественное мнение формулирует через СМИ разрешенные для обсуждения темы, выталкивая запретные темы, и тем самым манипулирует массовым сознанием. Множество людей не имеет личного мнения, предпочитая не спорить, но инстинктивно примыкает к мнению большинства, чтобы не чувствовать себя изгоями. Нужные позиции по разным темам транслируют СМИ и социологические опросы, предназначенные вовсе не для определения общественного мнения, а для информирования молчаливого большинства, какой позиции следует открыто придерживаться по данной теме.
Эстетический фундамент политкорректности произрастает из постмодерна, который не стремится к истине, уравнивая с помощью терпимости любые концепции и взгляды, в равной степени имеющие право на существование. Постмодернизм поощряет любые новшества и даже безумства, вмещая в себя любую позицию, точку зрения, теорию, идеологию, которые объединяют все со всем в бесконечных коллажах. Различие истинного и ложного перестает быть значимым, ибо все дозволено и терпимо. Благодаря перформансу и инсталляции переход от искусства к жизни оказывается незаметным либо несущественным. (Отличие перформанса от инсталляции: насрать под дверью и позвонить — это инсталляция, а позвонить и насрать — перформанс.)
Социальное государство целенаправленно убивает авторитарную семью, демонтируя традиционные отношения в семье, эмансипируя женщину и отнимая у нее функцию матери. Отец и мать не только уже превращены в США в родителя №1 и родителя №2, но фактически государство все более активно отбирает и присваивает детей. Политкорректная семья обречена на огосударствление детей разными средствами от роддома до школы. Всех детей, а не только из неких неблагополучных и несостоятельных семей! Школа является одним из последних этапов огосударствления детей. Современные дети социального государства очень мало общаются с родителями, и этот процесс постоянно развивается. А окончательное отделение ребенка от семьи выполняется средствами ювенальной юстиции. В принятой ООН «Конвенции о правах ребенка» помимо либеральной трескотни о всяческих правах ребенка на выражение мнения и недопустимость контроля за его выбором со стороны родителей (например, нельзя запрещать ребенку смотреть порносайты), есть только две приоритетные инстанции — ребенок и государство. А отец с матерью становятся лишними в этом дивном новом мире.
Ионин утверждает, что в основе политкорректности лежат именно левые, коммунистические идеи, столь модные уже не одно столетие среди западных интеллектуалов. Он отмечает, что Маркс и Ленин слишком страстно боролись с буржуазией в своих трудах, чтобы допустить их личную незаинтересованность в «победе пролетариата». Левые интеллектуалы придерживаются высокого мнения о себе, но понимая свою социальную ущербность, страдают из-за собственной недооцененности обществом. Это и превращает их в борцов якобы за права угнетенных меньшинств. Но многим левым со временем удается успешно интегрироваться в презренное буржуазное общество и получить свой кусок. Так многие радикальные левые интеллектуалы времен молодежных бунтов эпохи 1968 года занимают сегодня важные и высокооплачиваемые должности в европейской бюрократии. Похоже, что политкорректность проистекает из комплекса собственной вины западной цивилизации за все, что происходило с ней в последние пару веков.
Неужели дивный новый мир политкорректности — это и есть конец европейской цивилизации? Политкорректность мягко, но настойчиво и тоталитарно диктует обществу представления о том, что правильно, а что нет. Поэтому, например, Андерс Брейвик, атаковавший бастион политкорректности, фактически признан ненормальным, хотя психиатры считают его психически здоровым. Доминирующая в Норвегии левая толерантность не допускает, что нормальный человек может поступать подобным образом, поэтому тюремный срок он не получит, и с ним поступят предельно гуманно -- ему построят персональную психушку, но взгляды допустимыми не признают.
Чтение книги Леонида Ионина доставило мне истинное наслаждение. Многие места этого эссе хочется перечитывать вновь и вновь. Одно раздражает: издательство напечатало книгу безобразно мелким шрифтом, требующим постоянного напряжения зрения.