Пресса
«Душа — главная цель создания человека»
Эдуард Лимонов рассказывает "Известиям" о своей версии происхождения человека.
Новую книгу Эдуарда Лимонова Illuminationes нужно сначала прочесть целиком. Потому что любые выдернутые из контекста цитаты грозят и автору, и «выдергивающему» тотальным непониманием. Однако помимо исторических гипотез в книге есть и вполне конкретный месседж. За разговором о догмах писатель напоминает, что возможность распрямиться и посмотреть на небо, а может, даже и поспорить с «создателями» любых рангов, остается даже для запрограммированного «биоробота». С писателем встретилась обозреватель «Известий».
— О чем ваша книга?
— В этой книге я обратился к преданию о сотворении человека и предложил совершенно оригинальную теорию. Во всяком случае, я нигде об этом ранее не читал.
Во всех религиях только и говорится, что о душе, плоть презираема. Из этого я сделал вывод, что душа и есть основная цель создания человека. Кому-то моя догадка может показаться безумием. Но я не стесняюсь писать о вещах немодных, которых не принято касаться, наш материалистический рациональный век обходит их. А я имел наглость и смелость о них говорить.
— Кто герои ваших «прозрений»?
— В этой книге оригинальный взгляд на историю Мозеса (пророка Моисея. — «Известия). До меня об этом писал Мирча Элиаде, у Фрейда есть работа, в которой он говорит, что Мозес был египтянином. Но я пошел дальше, пришел к выводу, что существовал «предпророк», я его назвал условно «Пророк М.», на основе прозрений которого создавались религиозные мифы. Впервые в русской литературы я попытался популярно разобраться, кто такой Пророк Мани.
— Ваши теории о сходстве разных религий могли бы послужить общему смягчению нравов?
— Это было бы здорово. Религия, которую можно было бы построить на основании того, что я написал, а я говорю об этом серьезно, это религия восторга перед человеком. Доселе нам проповедовали покорность, обвиняли во всяких несуществующих грехах. А тут я взял и воспел человека.
— Да, после глав о древних казнях и заговорах, о страдании человека от «божественного угнетения» гуманистический финал выглядит неожиданным.
— Для обывателя это выглядит как безумие. Но это потому, что нас отучили думать о высоком. В меру моих скромных сил я попытался разгадать эту тайну. Ничего сверхъестественного в этом нет. Человечество уже стоит на пороге каких-то важных открытий, часть уже сделана. Если мы умудрились клонировать человека... Мы очень высоко взлетели.
— Но еще одна ваша теория о том, что человек — на самом деле биоробот, созданный как энергетическая пища для высшего существа, скорее вызывает ассоциации с фантастическими романами.
— Поверить в это трудно. Но ведь существует огромное количество знаков. Из огромного количества живых существ человек один уподобился иметь разум. Я утверждаю, что ему активировали головной мозг. Головной мозг есть у животных. Но ведь они не разумные. Или вот — у самки человека есть девственная плева. У других животных нет. Зачем? Получается, это моральное отличие. Конечно, человек был создан на базе фауны, но ничего общего с животным миром он не имеет. Разум его ставит на полпути к богам.
— А когда он доберется до Создателя, станет более человечным?
— Возможно, человек даже обретет бессмертие, если его душу не будет потреблять это хищное существо, находящееся в бездне хаоса.
— Но у вас в книге меньше говорится о душе, а больше — о пожирании энергии.
— Глава о душе очень большая, основана на доступных мне гностических источниках. В этой теме не все может быть доказано наукой. Это область гипотез, прозрений, гениальных догадок.
— Вы постоянно повторяете свои тезисы — рассчитываете, что читатель пойдет за вами?
— Я строил книгу как проповедь. А проповедь и должна быть такой, постоянно капающей на мозги.
— Вы рассказываете о пророках, которых люди принимали отнюдь не сразу. А когда, вы думаете, читатели поймут вас?
— Мне и так повезло. Я все же не какой-то инженер в темном углу Саратова, которого, что бы он ни написал, читать не станут. А на мои «чудачества» люди обращают внимание. Я не бегу за результатами. Мне важно было сформулировать для самого себя. Это медленно делается. Романчик сесть-написать ничего не стоит. А вот прозрения приходят, когда захотят.
— У вас живо описано, что даже пророки не застрахованы от соперничества. Одних прозрений может оказаться недостаточно?
— Да, у них было соперничество, Евангелие иногда проговаривается. Есть апокрифические книги. Я недавно посмотрел фильм «Прометей» Ридли Скотта. Это, конечно, голливудский кинематографический язык, но это попытка размышления на ту же тему. Там очень мощное начало. Потом, правда, слишком много рептилий: не может он забыть свою старую тему.
— В книге есть главы о любви, о сексе и даже о порнографии, которой вы возвращаете статус «полезного занятия». А как же искусство, которое все-таки тоже иногда дает человеку запас энергии?
— Но я же не могу обо всем написать. Я набрел на решение, что «любовь — преодоление космического одиночества». Я сам уверовал в это очень сильно. Там приводятся доводы. Как ни странно, это получилось не грубо, но убедительно. Это хорошо для человека, такая трактовка его возвышает. Почему-то к физической близости относились всегда пренебрежительно, как к чему-то глупому, звериному.
— Почему причину многих проблем, в том числе экологических, вы видите в развитии науки, в прогрессе?
— Я сталкивался с крупными учеными. Не буду называть фамилий, но у меня сложилось мнение, что они не мыслят широко. Более того, зависят от своей корпорации, часто врут, чтобы объяснить то, что расходится с их корпоративной правдой. Из-за этого они тормозят прогресс.
А историки? С ними такая же проблема. Истории как науки не существует, вся история — литература. Никто так и не определил, когда жил Александр Великий, совершил ли он свои подвиги. Вообще, многие вещи — это литература. Когда в исторической передаче на одной известной радиостанции ведущая говорит: «Такого-то числа Цезарь сделал то-то», я просто ухохатываюсь. Или когда в книге покойного Льва Гумилева читаешь о детстве Чингисхана, там буквально по дням расписана его жизнь. Ну откуда это известно? У монголов даже письменности не было.
— Вы предлагаете читателю развивать провидческие способности или все же отдать предпочтение тому самому «разуму», что так удачно отличает нас от животных?
— Мистическое измерение жизни абсолютно необходимо. Нужно приучить себя быть более наблюдательным. Думаю, у нас изначально была «талантливость» видеть мир приподнятым и свежим, глубоким.
— Вы, к сожалению, не приняли участие в Московском книжном фестивале, а должны были выступить со своим сыном Богданом. О чем бы вы рассказали, если бы встреча все же состоялась?
— Из меня отец плохой. И судьба у нас такая, и семьи уже нет, осталась только связь детей друг с другом. У меня нет рецепта, я слишком плохой отец.
Вот когда я вспоминаю своего отца, то это куски мелких событий: я с ним гуляю, полы его длинной шинели развеваются. Отцы и дети должны вместе проживать жизнь. Очень неплохо поставлено воспитание у чеченцев, я в тюрьме сидел с одним чеченцем, он рассказывал, что девочек мама воспитывает. А мальчик буквально с трех лет все время с отцом.
— Какой будет ваша следующая книга?
— Это будут «портреты», которые я публиковал в одном журнале: по 10–15 страниц о Марксе, Бакунине, Ленине. У меня была книга «Священные монстры», но там были короткие тексты и были не все герои.
Лиза Новикова, 03.07.12