Пресса
Алексей Никитин: «Свою первую книжку я издавал за свой счёт»
Алексей Никитин — один из самых известных украинских авторов, пишущих на русском языке. Его книги отмечены знаковыми украинскими премиями, публикации можно прочесть в ведущих «толстых» литературных журналах («Октябрь», «Дружба Народов» и др.).
В 2011-12 годах в издательстве “AdMarginem” вышли два романа Никитина: «Истеми» и «Маджонг», которые номинировались на премии «НОС», «Нацбест» и «Большая книга». Критик Виктор Топоров назвал «Истеми» «тихой литературной сенсацией».
Мы встретились с Алексеем на киевском «Книжном Арсенале». Атмосфера располагала к подробной беседе, и мы поговорили о поставках полимеров для украинских атомных станций, советском абсурде, выборе между творчеством и бизнесом, издании книг за свой счёт, литературных премиях и важности удачного названия.
Алексей, давайте начнём со стандартного вопроса. Расскажите о себе…
Я родился и прожил всю жизнь в Киеве. Окончил физический факультет Киевского университета, потом работал. Надолго уезжал из города всего один раз, когда призвали в армию. Я служил в Москве. Так что, человек я совершенно киевский, и город наш знаю, наверное, намного лучше, чем Украину. Поэтому и пишу о нём. Две мои последние книги – «Истеми» и «Маджонг» – киевские, и в какой-то мере Киев в них не только место действия, но и действующее лицо.
Вы сказали, что учились на физическом факультете. Как так получилось, что из лириков, что называется, подались в физики, и наоборот?
Тут грань очень тонкая, если она вообще существует. Я окончил физико-математическую школу, а потом без большого труда поступил на физфак. В школе нас очень хорошо учили. Но уже на первых курсах появилось ощущение, что занимаюсь не совсем своим делом.
Потом меня призвали в армию, в начале восьмидесятых, призывали независимо от того, есть военная кафедра в вузе или нет. И для меня тогда ещё это было ярким проявлением абсурдности советского строя жизни. С одной стороны государство тратило огромные деньги и силы на образование, а с другой, само же сводило всё к нулю, отправляя нас служить после первого или второго курса. Но в то время шла война в Афганистане, и всё это никого не интересовало.
Как служилось?
Меня призвали с третьего курса. Нам как раз начали читать квантовую механику, но вместо неё я поехал учить Устав гарнизонной и караульной службы. Часть находилась в Москве рядом с Олимпийской деревней. Это было своего рода военное ПТУ, в котором готовили авиационных техников.
Наша рота занималась обслуживанием бортовых радиолокационных станций. Чтобы научить специалиста, надо было практически показать, как всё это железо работает. Но показывать было нельзя, потому что вокруг Москва, рядом, на проспекте Вернадского дома, где живут иностранные дипломаты. И стоило кому-то включить БРЛС, как рядом с частью тут же появлялись машины с дипномерами. В Москве этой учебке вообще было не место.
Но у всего есть положительные стороны: за два года я посмотрел всё интересное, что шло на сценах московских театров в средине восьмидесятых.
Вернувшись в Киев, окончил университет, но по специальности почти не работал. Начались девяностые, и нужно было зарабатывать деньги.
И как стали зарабатывать? Я знаю, что вы работали с атомными станциями…
Это было небольшое предприятие по производству полимерных материалов, которые применялись в строительстве, в том числе на атомных станциях. Советская наука на некоторых направлениях опережала мировую, к тому же западных производителей на украинском рынке тогда ещё не было. Впрочем, и рынка, как такового не было. Я прикинул, что в запасе есть лет 8-10 и если удастся найти приличных европейских партнеров, то можно создать довольно прибыльное производство.
Так мы какое-то время и жили: применяли полимеры своего изготовления на украинских объектах и искали партнёров за границей. Первыми появились японцы, мы отправили им партию нашей продукции, но тут начался кризис 1997 года, а он, как известно, сильнее всего ударил по Японии и Юго-Восточной Азии. Потом прошло ещё несколько лет и на нас вышли финны. С ними дошло до оформления совместного предприятия, но оно так и не заработало.
А время уходило, и в 2002 году я решил, что пока есть интерес к нашим технологиям, бизнес надо продавать.
И, как в голливудском фильме, на вырученные деньги спокойно сели писать роман…
Ну, почти. Я написал повесть «Окно на базар», которая вышла в 2003 году в «Дружбе народов» и занялся IT-журналистикой. Тогда она мне просто бешено нравилась. Один мой товарищ говорит, что мы давно живём в будущем. Нас, действительно, окружают устройства, которые ещё лет пятнадцать назад невозможно было представить. А последнее десятилетие в этом смысле особенное: новые технологии появлялись просто на глазах. Вот ещё вчера тебе по секрету рассказывали о каких-то фантастических разработках, а сегодня они уже реализованы в небольшом смартфоне и работают. Я всегда испытывал священный трепет перед мощью человеческого интеллекта.
А почему ушли?
Было несколько причин, но не в последнюю очередь, потому что IT-журналистика на Украине стремительно теряла объективность и переходила в сферу примитивного обслуживания интересов рекламодателя. Журналы превращались в рекламные площадки, из этой профессии уходило творчество.
Есть принципиальный момент. Он касается не только журналистики, а вообще всего. Когда мы привычно повторяем, что человек создан по образу и подобию Божьему, мы ведь подразумеваем не внешнее сходство, а то, что мы, как и Господь, способны к творчеству. И реализация этой творческой составляющей человека есть то важное, ради чего он живёт. Это никакими деньгами не меряется.
Но когда учились, работали, всё равно писали?
Да, писал. Сначала очень медленно и сложно. Долго искал подходящие словесные конструкции. Первый рассказ я вообще писал пять лет. Начал в 85-м, опубликовал в 90-м. Сейчас я его, уже не включаю в сборники, с тех пор прошло много времени, всё изменилось. Но, удивительно, какие-то приёмы, найденные ещё тогда, я использую до сих пор, их можно найти даже в «Маджонге».
После ухода из журналистики стал писать больше. А до того часто просто времени не хватало. Садишься что-то писать – сразу останавливается работа, начинаешь приводить в порядок дела, смотришь, год прошёл, а ничего не написано.
Двум богам нельзя молиться – надо выбирать.
Хорошо, а что побудило писать? Вот у Сартра, например, в его прекрасной книге «Слова» от «читать» герой переходит к «писать».
Кажущаяся простота перехода от чтения к письму на самом деле опасна. Очень легко попасть под обаяние динамичного, энергичного текста и захотеть написать «так же». Результат почти наверняка будет обескураживающим и болезненным для молодого автора. На самом деле между «читать» и «писать» – пропасть. Намного естественнее переход от «знания» к «писанию».
Деньгами, славой грезили в том момент, как многие авторы?
Мне кажется, намного проще зарабатывать, торгуя телефонами или, например, автомобильными шинами. Существует множество видов деятельности, в которых деньги зарабатывать проще и быстрее. Между тем, люди пишут и многие тратят на это всю жизнь. Возможно, кто-то и, правда, хочет таким образом заработать сразу и много, это не самый простой путь, да и никогда, наверное, таким не был. Писательство – занятие, которое денег не приносит.
То есть, времена «Мартин Идена» прошли?
Думаю, проходят. А в нашей украинской ситуации их и не было со времён Советского Союза.
Две ваших книжки – «Маджонг» и «Истеми» – в этом году, что называется, наделали шуму. Изменился ли от этого ваш доход с литературной деятельности?
Ничего не изменилось. Буквы пока отдельно, а деньги отдельно.
Но следите за продажами, спрашиваете издателей?
Не знаю, как продаются мои книжки. И, честно говоря, пока боюсь спрашивать. (смеёмся)
Мы вот посмеялись, но, по сути, писатель сейчас поставлен в не самое лучшее положение. Для многих счастье – просто издаться за чужой счёт. Как, кстати, относитесь к изданию книг за свой счёт? Юзефович сегодня в своей лекции говорил, что делать этого категорически нельзя…
У меня нет какого-то единого отношения. Всё зависит от ситуации. Скажем, если поэт издаётся за свой счёт, то это нормально. Поэту, особенно молодому, сложно найти издателя. Можно рассчитывать только на гранты, на какие-то государственные программы. Или на себя, так надёжнее. За свой счёт изданы, например, первые книги стихов Ахматовой. Так что вы окажетесь в хорошей компании.
То же и с начинающими прозаиками. Свою первую книжку, 13 лет назад, я фактически издавал за свой счёт. Впрочем, у меня было представление, что с ней потом делать. С точки зрения коммерческой, она себя окупила и к тому же получила литературную премию.
Но это был разовый опыт, и я знал, за свой счёт издаваться больше не стану. Моё дело – писать. Просто нет времени бегать по книжным базарам и магазинам. Поэтому сейчас я пишу и получаю от этого занятия чистый кайф.
Вот вы сказали о премии Короленко, полученной за лучшую книгу на русском языке. То есть, тогда уже было разделение на русскоязычную и украиноязычную прозу в Украине?
Оно было всегда. А конкретно эта премия появилась по инициативе русских писателей Украины уже в годы независимости. До этого, начиная с Шевченковской и заканчивая региональными, премии существовали в основном для украинских авторов. Русские могли публиковаться в российских изданиях и там же выдвигаться на премии. После распада СССР всё изменилось, и писатели подняли вопрос о том, чтобы в Украине была учреждена премия для русских авторов. Руководство Союза писателей во главе с Юрием Мушкетиком отнеслось к этому с пониманием. Так были основаны поэтическая премия имени Ушакова и Короленковская для прозаиков. Недавно появилась ещё Гоголевская премия, но по моим наблюдениям, она имеет скорее коммерческий характер.
Главная премия Украины, Шевченковская, за произведения на русском языке тоже присуждалась, но, насколько мне известно, всего однажды. В 1984 году её получил Леонид Вышеславский за книгу стихов «Близкая звезда». Тема космоса вообще сыграла заметную роль в его творческой судьбе, ведь предисловие к «Звёздным сонетам» Вышеславского, опубликованным в 1962 году в Москве, написал Юрий Гагарин.
Продолжая разговор о премиях, в этом году в списке «Нацбеста» было сразу две ваших книжки. Ваше мнение о премии? Виктор Топоров посчитал, что вашему успеху помешало именно наличие сразу двух книг…
Не уверен, что дело было только в этом… Но сам процесс мне показался очень интересным. Я впервые наблюдал открытые обсуждения текстов членами жюри. Мне понравилось.
Любопытно, что рецензии на мои книги, которые выходили до «Нацбеста» в самых разных изданиях, имели по большей части положительный характер. Оценки членов жюри «Нацбеста» оказались намного резче. И это тоже было интересно.
Любая премия – это часть литературной политики.
Как вы относитесь к премиям в принципе? Насколько они необходимы и насколько они честны?
Конечно, они необходимы. И мне кажется, каждая в отдельности просто не может быть абсолютно объективной. Зато все вместе они дополняют друг друга, исправляют перекосы и накрывают литературное пространство целиком.
Симпатии к какой-то определённой премии есть?
Нет. Я почти никого не знаю в российском литературном мире. Но и в украинское литературное пространство вписан не намного лучше. Так что все мои рассуждения – чистая теория.
Почему вообще большинство русскоязычныхавторов Украины стремится попасть именно на российский литературный рынок?
Это происходит по двум причинам. Во-первых, украинский рынок очень маленький. Во-вторых, государство и зарубежные культурные фонды с их грантами больше поддерживают украинскую книгу. Это, кстати, нормально. Надо понимать, что если Украина не будет заниматься украинской литературой, то ею никто не будет заниматься. У русских авторов всё-таки есть возможность издаваться в России. Украинской литературе деваться некуда; ей надо не просто выживать, но и развиваться.
Но, так или иначе, пространство для русской книги на Украине очень тесное, его здесь практически нет. Было бы оно большим, мы бы увидели полноценную русскую литературу Украины.
Один украинский критик сказал, что проблемы русской литературы в Украине, в основном, из-за того, что нет авторов. Если с поэзией всё более или менее хорошо, то с прозой беда. На ваш взгляд, авторы есть?
Передайте «одному украинскому критику», чтобы лучше учил матчасть. Авторы есть. Может быть, их не так много по причинам, о которых мы говорили. Русская поэзия Украины по уровню уже вполне сопоставима с поэзией России. И, кстати, за последние 20 лет русская поэзия Украины стала ощутимо сильнее и ярче. Если раньше мы наблюдали мощный отток авторов в Россию, то сейчас по многим причинам уехать стало сложнее. И на Украине выросло поколение сильных поэтов.
С прозаиками же произошло следующее. Одни перешли на украинский и состоялись как украинские писатели. Другие продолжили сотрудничество с российскими изданиями и издательствами. Третьи публикуются в украинских издательствах на русском языке и рассчитывают выйти со своими книгами на Запад. У кого-то получилось, у кого-то нет.
Можно тогда, как говорится, имена в студию?..
Рискованное занятие, потому что, наверняка, кого-то даже из хорошо знакомых сходу не назову. В целом, я бы выделил три поколения.
Первое условно назовём 55+. Этери Басария, Валентина Ермолова, Анатолий Крым, Владимир Бушняк, Станислав Славич…
Не так давно у Этери Басарии в Сухуме вышел двухтомник избранной прозы. Я знаком с ней уже много лет, но оказалось, что лучших её вещей не читал и был очень впечатлён, открыв для себя романы, последний раз издававшиеся «Советским писателем» четверть века назад. Это по-настоящему мировая литература, ничуть не ограниченная рамками соцреализма.
Второе – 40+. Андрея Куркова знают все. Но при этом в одной только Guardian рецензий на его книги вышло, едва ли не больше, чем во всех украинских и российских изданиях вместе взятых. Сергей Пономаренко, автор полутора десятков исторических и приключенческих романов, общий украинский тираж которых исчисляется сотнями тысяч. У Лады Лузиной журнал «Фокус» насчитал 119 тыс. проданных книг только в прошлом году и назвал её самой успешной писательницей страны. Марина Муляр, поэтесса и прозаик, пишет на двух языках, лауреат премии им. Короленко за 2012 год. Евгения Чуприна, её «Роман с Пельменем» стал первым российским интернет-бестселлером. Хелена Томассон, автор «Грузинского романа». Из киевлян можно назвать Адольфыча, книги которого все хорошо знают, и Сергея Головачёва, его знают меньше. Но киевлянами список не ограничивается, потому что есть ещё харьковчане, авторы «Нового мира» Андрей Краснящих и Юрий Цаплин, Александр «Фоззи» Сидоренко, певец, участник ТНМК который издаёт уже третью книгу. Наш список угрожающе разрастается, ведь русскую прозу пишут в Донецке, Луганске, Львове, Днепропетровске…
И, третье, поколение 25+. Яна Дубинянская, Елена Мордовина, Ада Самарка, Платон Беседин, Всеволод Непогодин… Тут лучше продолжать вам, уверен, что вы лучше меня знаете своих ровесников в литературе.
Не могу не спросить, как относитесь к закону о языке в Украине, который так много обсуждают сегодня…
Этот закон оскорбителен для украинцев, вреден для Украины и бесполезен для русских. Есть всего одна категория людей, которой он нужен – безграмотные украинские чиновники. Они не желают знать никакого языка, ни русского, ни украинского. Вот это их право ничего не знать,и защищает новый закон. Одно то, что едва приняв, этот закон тут же бросились дорабатывать, говорит о его качестве. Зачем тогда было принимать?..
Переходим к двум вашим последним книгам. Один рецензент «Нацбеста» заметил, что «Истеми» – более искренен, а «Маджонг» – мастеровит. Так ли это?
Не знаю. В «Маджонге» действительно есть приключения и мистика. Книга сильно менялась и много дорабатывалась. Но, так или иначе, в основе двух этих романов – Киев. Ведь со времён Булгакова наш город очень изменился, а писали о нём мало. Последним из широко известных авторов был Виктор Некрасов. Но и после выхода в «Континенте» «Записок зеваки» прошло уже сорок лет. Надо писать о современном Киеве, потому что это не город Булгакова и не город Некрасова, он уже другой. Об этом «другом» Киеве будет и мой следующий роман.
С «Маджонгом», я знаю, была любопытная история. Сначала он продавался на сайте Amazon. А потом привлёк этим внимание издательства“AdMarginem”.
Это история довольно долгая, состоящая из множества мелких, но существенных эпизодов, и если я сейчас начну рассказывать во всех деталях, то мы до вечера не закончим. Поэтому, очень коротко: «Маджонг» продавался на сайте Amazon и одновременно с этим романом работала российский литагент. Она предложила его нескольким издательствам. Наверное, литагент упоминала о том, что «Маджонг» неплохо продаётся в Интернете, возможно это повлияло на интерес потенциальных издателей к роману. Я не в курсе всех деталей переговоров.
Первым откликнулось “Ad Marginem”, затем ещё два издательства, но авторитет и репутация “AdMarginem” говорили за себя, поэтому я попросил литагента сосредоточиться на работе с ними. В результате AdMarginem купил мировые права на «Истеми» и «Маджонг», при этом «Маджонг» мне пришлось довольно сильно переработать. На настоящий момент права на «Истеми» проданы в Италию и Великобританию. В январе 2013 года роман должен выйти на английском языке в издательстве PeterOwenPublishers.
В чём секрет успеха продаж «Маджонга» на сайте Amazon?
До конца мы в этом так и не разобрались. Очевидно только, что читатели реагировали на название. Люди искали правила игры в маджонг, а среди брошюр с описаниями обнаруживали роман и покупали его тоже. Название стало лучшей рекламой. Некоторые покупали по ошибке, возможно, не разобравшись, что книга на русском языке (хотя об этом говорилось всюду, где возможно), но Amazon позволяет возвращать электронные книги. Процент возвратов был достаточно велик, доходило до 25%, впрочем, оставшиеся 75% выглядели впечатляюще.
Отличный пример того, как важно думать о названии. Алексей, у меня к вам последний вопрос. Вы женаты на поэтессе Евгении Чуприной. Как уживаются два творческих человека?
Да, замечательно уживаются. Взаимопонимание – такая простая и незаменимая вещь. Мы ведь говорили, что писательство особых денег не приносит. Поэтому, думаю, очень непросто было бы объяснить «обычной» жене, зачем ты сидишь и пишешь, вместо того, чтобы заработать ещё денег на что-то нужное и полезное. Многих ведь раздражает, когда рядом занимаются делом, не приносящим немедленной выгоды.
Беседовал Платон Беседин, 11.10.12