Пресса
"На фоне Лимонова мало кто смотрится выигрышно"
Французский писатель и журналист, автор шестнадцати бестселлеров и шести фильмов, лауреат литературной премии "Ренодо" Эмманюэль Каррер прилетел в Москву, чтобы представить на книжной ярмарке Non/Fiction русский перевод романа "Лимонов", вышедшего накануне в издательстве Ad Marginem. Утром перед презентацией писатель встретился с нашим корреспондентом, чтобы рассказать о том, что роднит Лимонова с д’Артаньяном и Путиным.
— Предупрежу сразу: тебе стоит опасаться русского читателя. Он совсем не великодушен: будет ловить тебя на фактических ошибках и обвинять в искажении русской истории. И потом, отношение к Лимонову здесь меняется каждые полгода — сейчас конъюнктура не на твоей стороне. Что скажешь в свое оправдание?
Если бы мне пришлось писать предисловие к русскому изданию, то я бы написал: это не биография (смеется). Я готов к тому, что в России книгу встретят не так восторженно, как во Франции. Французы в большинстве своем не знают Лимонова, но хорошо знают меня как писателя. Многие французы читают эту книгу как фикшн, полагая, что перед ними — авантюрный роман, а герой вымышленный. Когда же они узнают, что этот Монте-Кристо ХХI века — реальный персонаж, то это удваивает их интерес. В России обратная ситуация. Здесь все знают, кто такой Лимонов, и у каждого потенциального читателя свои счеты с моим героем. Но никто не знает прозаика Каррера, поэтому не понимают, с какой стати ему доверять. Я написал эту книгу в необычном жанре — это смесь приключенческого сюжета и исторического исследования. Поэтому хочется сказать русским читателям: относитесь к моей книге, как к роману Дюма.
— Предположим, мы поверим, что твой Лимонов — это не совсем реальный человек, а герой плутовского романа. Но можешь ли ты, как настоящий романист, как Флобер или Толстой, заявить: "Лимонов — это я"?
В том-то и дело, что Лимонов — это "анти-я" (смеется). Я сам присутствую в этой книге, и члены моей семьи тоже, поскольку все они прочно связаны с Россией. Моя мать — известный во Франции советолог, а убитый шесть лет назад журналист Пол Хлебников — мой кузен. И мне важно было найти всем им место в этой истории. Но я сознательно сыграл здесь роль эдакого зануды-рационалиста, который во всем проигрывает главному герою. Откровенно говоря, на фоне Лимонова вообще мало кто смотрится выигрышно. Он жизнь положил на утверждение себя в качестве героя. Лимонов — воплощение мечты любого мальчишки. Я думаю, именно поэтому Николя Саркози советовал прочитать эту книгу французским министрам. Он им хотел сказать таким образом: "Вспомните, кем вы все хотели быть в юности, а кем в результате стали — смотреть страшно". Лимонов так притягивает еще и потому, что он абсолютно свободен от всех этих мучительных буржуазных условностей; он неполиткорректный, наглый и влюбчивый.
— Твое представление о герое сильно менялось в процессе работы над книгой?
О да. Во-первых, я был с ним немного знаком в 80-е, когда Лимонов жил в Париже. Однажды я брал у него интервью в качестве журналиста. Я прочитал его книги, и они мне понравились. Тогда он казался мне симпатичным хулиганом, немного панком. Потом он уехал из Франции. И тем немногим французам, которые интересовались его судьбой, оставалось довольствоваться слухами о его участии в военном конфликте в Сербии и о политической деятельности в России. Издалека это выглядело устрашающе: казалось, что Лимонов создал националистическую партию фашистского толка. Для меня это было шоком. Это как если бы твой школьный приятель, о котором ты всегда думал, что он — клевый парень, вдруг связался с террористами и поубивал кучу людей. Одним словом, когда я придумал написать книгу о Лимонове, я хотел выяснить, как такая трансформация могла произойти. Но к тому времени, когда я приехал в Россию и встретился с ним, он успел прожить еще несколько жизней. С Лимоновым всегда так: только тебе кажется, что ты составил о нем какое-то представление, как он немедля выкидывает какой-нибудь фокус, который все полностью опровергает, и ты остаешься у разбитого корыта. С таким героем никогда не скучно — он сам подкидывает тебе сюжетные ходы. Вообще, работать над этой книгой было очень весело, там есть много смешных моментов.
— Ты активно использовал в книге тексты самого Лимонова. Но тебе не кажется, что они являются сомнительными историческими источниками?
Я вообще не знаю, что такое несомненные исторические источники. Их в принципе нет. Вообще, Лимонов мне представляется одним из самых честных и откровенных людей: он свято верит в то, о чем врет. Его проблема в другом. Я прочитал все его труды, какие только существуют в природе, — его романы, автобиографию, стихи, политические статьи, стенограммы речей, тюремные записки — все. Это была долгая и большая работа, потому что написал он много, а переведено мало. И я понял, что он интересен как писатель, только когда пишет о собственном опыте — тогда он дерзок, остроумен и парадоксален. А как политический мыслитель он не только не оригинален, но и скучен. Вы же здесь воспринимаете его политические речи слишком всерьез. Но политика — не главное его дело, его миссия — геройство. А настоящий романтический герой никогда не кооперируется ни с властью, ни с толпой. Он совершает одинокие, непонятные миру подвиги — и одно это достойно уважения.
— Ты говоришь, что Лимонов никогда не кооперируется с властью, но его последние заявления слишком часто рифмуются с официальным дискурсом. Многих это раздражает.
Во-первых, Лимонову нравится раздражать и фраппировать. А во-вторых, если ты имеешь в виду его высказывания о Pussy Riot, то у меня была давняя интуиция — и в книге я ее высказал — что у Лимонова и Путина на самом деле много общего. То есть по сути они абсолютно разные. Но в модальности похожи: им обоим близок нарочито брутальный пацанский стиль. Путин ведь тоже хочет быть супергероем, но обременен властью, и поэтому вынужден сложить крылья.
— Кстати о крыльях. Ты последний раз приезжал в Россию в феврале месяце писать статью для Le Nouvel Observateur об уличных протестах. Ты ходил на митинги, размахивал белым флажком, интервьюировал оппозиционеров и, помнится, был очень воодушевлен. В той статье ты всех во Франции обнадежил: написал, что в России грядут перемены. А на деле случился реакционный откат. Как прокомментируешь?
Я ничего не обещал, а лишь озвучил свои надежды. И от своих слов не отказываюсь. Я приезжаю в Россию не слишком часто, и поэтому мне заметны микроперемены. Вы даже не представляете, как со стороны здесь все выглядело безнадежно и пугающе в середине нулевых: много денег, еще больше абсурда и жестокости, в воздухе разлиты сытость и страх, общественная жизнь словно оцепенела. Сейчас все иначе. Выросло новое поколение — дерзкое, прагматичное и открытое, скоро оно придет к власти. Вспомните 1968-й год в Париже: интеллектуалы тогда проиграли, последовали годы реакции и репрессий. Но в исторической перспективе они выиграли, потому что все закончилось большими реформами. И у вас это случится. Не факт, кстати, что те, кто выходили на митинги и протестовали, действительно готовы к большим переменам.
— Тебе не кажется, что неожиданный успех книги о Лимонове во Франции как-то связан с политической конъюнктурой? Она ведь вышла в тот год, когда случился "Оккупай Уолл-стрит!" и по миру прокатились волны протеста.
Не уверен. Во Франции есть такой автор — Стефан Эссель, политик и публицист. Он написал несколько книжечек небольшого объема, 50-60 страниц, с кричащими заголовками "Не будь согласен!", "Протестуй!". И эти "книжки-малютки", выпущенные крошечным издательством, разошлись во Франции тиражом в миллион экземпляров. Это колоссальный успех, который связан с точным попаданием в конъюнктуру. Но книга о Лимонове другого толка. Лимонов для французов — обаятельный плут, а не герой сопротивления. Но надо понимать, что сама история России во Франции воспринимается как роман. Дюма, Строгофф, Жюль Верн: мое имя попало в эту цепочку (смеется).
— Лимонов отказался выступать с тобой в паре на официальной презентации книги. Можно сказать, он обескровил это мероприятие, лишив его основной интриги. Тебя это расстроило? Как ты вообще справлялся с негативом в отношении своего героя, если таковой возникал?
Я бы на месте Лимонова поступил точно так же. Почему он должен помогать мне отдуваться перед читателями? Что касается раздражения, то я понимал, что не надо вестись на провокации. Я же знал, что берусь не за жизнеописание Марии Терезы. Вообще, когда я пишу о живых людях и использую их биографии в своих целях, то стараюсь быть острожным и тактичным, чтобы никого не ранить. Но с Лимоновым у меня такой проблемы не было, потому что он — публичная персона. Это как если бы я писал о Путине или Саркози. И потом, Лимонов сам никогда не сомневается, когда говорит о других людях, даже если произносит очень злые и плохие слова. Поэтому я для себя сразу решил, что если ему не понравится книга, то это будет его проблема. Он большой мальчик, и сможет это пережить.
Наталия Бабинцева, 3 декабря 2012