Рецензии
Трезвость как страсть
"Искусство кино" о книге Сьюзен Сонтаг
06 Январь, 2013 Зара Абдуллаева
Событие: в русском переводе вышла книжка Сьюзен Сонтаг – так поправил переводчик Виктор Голышев знаменитую фамилию – «О фотографии» (изд-во «Ад Маргинем Пресс», 2013). О знаменитой книге знаменитого американского культуролога – Зара Абдуллаева.
Эта книга – сборник эссе, в середине семидесятых публиковавшихся в “New York review of books”. История взглядов Сонтаг (как непривычно звучит эта буква!) на фотографию в историческом развитии, теоретическом поле, в литературных портретах знаменитых фотографов. Или художников. Это «или/или» Сонтаг проблематизирует, как дань мыслительным клише, но полагает возможные споры по этому поводу исчерпанными или наивными.
Если слово «наивность» – едва ли не самое частотное в лексиконе этой книжки, то трезвость ее автора – в разборе фотографических стилей, жанров, установок (от пиктореальных карточек до «банальных») – не что иное как страсть.
Сонтаг уверена, что сам вопрос, является ли фотография искусством, вводит в заблуждение. «Хотя фотография рождает произведения, которые можно назвать художественными – в них есть субъективность, они могут лгать, она доставляет эстетическое удовольствие, – она прежде всего не вид искусства», хотя «у нее есть странное свойство превращать в произведения искусства все свои сюжеты». Случайные, постановочные, безобразные, красивые, агрессивные или нейтральные. Тут заблуждаться не приходится. Вопрос только в том, чтобы этим не обольщаться.
Но еще важнее вот что: «несмотря на подразумеваемую достоверность, которая и делает фотографию убедительной, интересной, соблазнительной, в работе фотографа творятся те же, обычно темные, сделки между правдой и искусством, что и во всяком художестве». Никаких наивных обольщений по поводу т.н. «правды» документальной фотографии Сонтаг, конечно, не ведает.
Присвоенный фотографом мир не только бытовых ритуалов, портретов (звезд и парий), Сонтаг увлекательно расширяет здравомыслящими пассажами о камере как сублимации оружия, о фотографировании как сублимированном убийстве и вообще о memento mori. Но главное в том, что «страдать самому – это одно, другое дело – жить с фотографиями, запечатлевшими страдания; они необязательно укрепляют совесть и способность к сочувствию. Они могут их и заглушать. Раз ты увидел такие образы, ты встал на путь к тому, чтобы увидеть новые – и новые». Такая прожорливость амбивалентна. Она, с одной стороны, делает любое событие и более реальным, и – при многократном обращении к изображениям (ужасов, скажем, войны) – менее воздействующим. Ведь «камера всегда замалчивает больше, чем открывает».
Эту постоянно возрастающую – в наше время зашкаливающую – потребность удостоверить реальность (прошлого, путешествий, эксплуатации рабочих и т.д.), то есть разомкнуть персональный опыт, Сонтаг называет «эстетическим потребительством». Анализируя работы (на ретроспективной выставке) Дианы Арбус, запечатлевшей несчастных, жалких людей, Сонтаг пишет о склонности такого приятия ужасного «к наивности, и робкой, и зловещей, поскольку в основе ее отстраненность, собственное превосходство, чувство, что увидеть тебе предлагают – другое». При этом Сонтаг равно понимает неуместность как сочувственной реакции на такие фотографии, так и хладнокровной позы перед лицом ужасного. Она усматривает во взгляде фотографа не бессердечие или цинизм, а наивность. Арбус называла кошмарную реальность, которую снимала, «фантастической», «потрясающей», выражая, считает Сонтаг, «по-детски изумленное поп-сознание».
Динамичная, а точнее, историческая проницательность Сонтаг – залог ее выразительной трезвости. Рассуждая о связи фотографии с сюрреализмом, она говорит о буржуазном недовольстве сюрреалистов как о подтверждении их буржуазности. «Социальные невзгоды побуждали благополучных к съемке – безобидному хищничеству. Им хотелось задокументировать скрытую реальность, точнее, скрытую от них». Колкое уточнение.
Социальное, этическое, эстетическое рассматривается Сонтаг в фотографии с одной и с другой стороны, открывая в, казалось бы, знакомом противоположный известному и навсегда точный ракурс восприятия. Отмечая социальный реализм работ Августа Зандера, она называет их, несмотря на это, самыми абстрактными в истории фотографии. «У Зандера бедные не лишены достоинства, но не потому, что он им сочувствует. Достоинство их – из сопоставления: на них смотрят так же бесстрастно, как на всех остальных».
Эти эссе – по сути аналитический роман Сонтаг с фотографией, «срезками» мира, «ранами времени», «реестрами смертности». Но неисчерпаемой актуальностью взгляда Сонтаг остается ее утверждение о превращении мира (в фотографии) «в универсальный магазин или музей без стен, где каждый сюжет низводится до предмета потребления и перемещается в область эстетического».
Да, фотографии могут огорчать, потрясать. И делают это. Однако сама природа, неизменно эстетизирующая, причем всё без исключения, фотографии такова, что она нейтрализует в конце концов страдание. А камера «превращает историю в зрелище». Парадокс, на котором настаивает Сонтаг в этих эссе, заключается в том, что фотография постоянно вносит путаницу в свои отношения с реальностью. Фотографический реализм обезболивает запечатленную реальность. Но одновременно и «проясняет зрение», стимулирует его сенсорные возможности или способности. Отказаться от таких, только на первый взгляд, противоречивых свойств фотографии никому еще не под силу.