Пресса
Работа и жизнь в постиндустриальном обществе
Космополитическая элита глобального капитализма и Latte Town – креативный город
Когда задумываешься о деградирующих городах Украины, на ум приходят мысли о том, что есть ведь в мире и другие города, нормально развивающиеся, где созданное за долгое время городское пространство живет своей жизнью, как нормальный здоровый организм. Чтобы не приводить примеры городов далеких и нереальных для большинства соотечественников, типа американского Бостона или австралийского Байрон Бэй, достаточно вспомнить про украинский Львов. Его никак не назовешь деградирующим. Есть и более продвинутые, креативные города – классическим примером креативного города является Сан-Францско.
Образ креативного города хорошо описал Дэвид Брукс, известный американский журналист и политический обозреватель «Нью-Йорк Таймс» в книга Bobos in Paradise , ставшая вскоре после издания в 2000 году национальным бестселлером .
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – 288 p.
Следующая Брукса «Ну пути к раю», посвященная мировосприятию среднего класса, вечно стремящегося к тому «раю», в котором пребывает элита, оказалась менее удачной и не имела такого успеха. Возможно потому, что в ней Д. Брукс обрисовал достаточно неприглядную картину ограниченных стереотипов американского среднего класса, из-за чего в других странах мира сложилось достаточно ироничное отношение к «типичным американцам»
Гл. 2 «Americans: Bibmos of the World” // Brooks D. On Paradise Drive. How we Live Now (And Always Have) in the Future Tense / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2004. – P. 86–88.
Когда я прочитал в 2004 году книгу Брукса, она меня сильно впечатлила, особенно образ креативного города – «Latte Town», как его назвал Брукс.
Книга Брукса, недавно изданная на русском языке , посвящена возникновению в период экономического подъема 1990-х годов новой элиты, которую Д. Брукс назвал «богемой буржуазией» (Bohemian Bourgeois = BoBo, Bobos), соединившей респектабельность мира бизнеса и ценности богемной контркультуры 1960-х. В качестве примера он упоминает креативное руководстве таких корпораций с огромной капитализацией и быстрыми темпами роста как Microsoft, Cisco Systems, DreamWorks, AOL, Yahoo, Amazon, Barnes & Noble, создатели которых в той или иной форме продемонстрировали симпатии к идеалам личной свободы и богемной системе ценностей эпохи 1960-х .
Брукс Д. Бобо в раю. Откуда берется новая элита / Д. Брукс. – М.: «Ад Маргинем Пресс», 2013. – http://www.sociologos.ru/novosti/Na_russkom_yazyke_vyshla_kniga_amerikanskogo_sociologa_Devida_Bruksa_Bobo_v_rayu.
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – P. 46.
Говоря о возникновении новой элиты, Д. Брукс иногда называет ее новым истеблишментом, иногда «образованным классом», иногда upper class – «верхушкой общества». О какой именно социальной группе пишет Д. Брукс? Речь идет не просто об «образованном классе», о людях с доходами выше определенного уровня, или о прослойке владельцев быстро развивающихся высокотехнологических компаний – в этих социальных группах встречаются люди с разными системами ценностей, в том числе с достаточно консервативными, а о неком принципиально новом явлении – о социальной группе ново элиты с определенными системой ценностей и образом жизни.
Речь идет о возникшей в 1990-е годы глобальной и космополитической по своей сути элите постиндустриального общества, для которой креативность, личная свобода и собственная идентичность действительно часто имеют гораздо большее значение, чем только лишь рост доходов. Можно называть эти ценности «богемными», как это нравится Д. Бруксу; можно космополитическими, альтернативными или как-то иначе – суть дела это не меняет.
В конце ХХ века, когда возникло сочетание таких факторов как активность процессов глобализации, развитие информационных технологий и экономический подъем в большинстве стран мира, сформировалась эта новая элита, для которой неважно, в какой стране живет человек – гораздо важнее его участие в определенном глобальном и виртуальном сообществе. Это может быть бизнес-сообщество – известный финансовый аналитик Нуриэль Рубини родом из Турции, но никто не считает его «турецким экономистом». Не менее известный теоретик «сетевого общества» Мануэль Кастельс родился в Испании, учился в Париже, его жена – русская, но никто не считает его «испанским ученым, живущем в Америке».
В 1990-е годы новой элите удалось создать образ жизни, в котором соединялся материальный успех и богемные идеалы личной свободы. Превратив такие центры университетской культуры как Принстон и Пало Альто в центры развития высоких технологий, представители новой элиты заработали миллиарды, но это не помешало им сохранить интересы и увлечения своей молодости эпохи 1960-х.
Поскольку система ценностей новой элиты другая, чем у традиционной бизнес-элиты (все больше остающейся в прошлом вместе с естественной сменой поколений), это определяет весь ее образ жизни, ее эстетику и мотивы. Какова же эта система ценностей? Слова «ценности эпохи 1960-х» имеют слишком размытое содержание даже для людей, бывших причастными к той эпохе и к ее альтернативной культуре, называвшейся в то время «контркультура». Как и всякое социальное движение, контркультура была разноплановой, и ценности в то время у разных ее представителей были разные, не всегда позитивные и конструктивные.
Понять суть отличий в мировоззрении старой и новой элиты помогает сопоставление двух систем ценностей – буржуазной и богемной, взаимодействие и борьба которых продолжались многие века. В ХIХ – начале ХХ вв. богемная культура была в меньшинства и воспринималась как специфическая субкультура артистов, художников и поэтов, ставшая социальным воплощением романтизма – эстетического и философского направления в литературе и искусстве, противоположного реализму. Буржуазия ХІХ века относилась к богемной субкультуре с пренебрежением, считая ее представителей маргиналами и опасными людьми, хотя иногда богемный мир увлекал и затягивал в себя не только добропорядочных буржуа, но и потомственных аристократов, чему известно немало примеров. Впрочем, это были скорее исключения.
В то время буржуазии, ориентировавшейся на идеалы материализма, рационализма, порядка и предсказуемости; принадлежала сфера бизнеса. Богеме, ориентировавшейся на идеалы творческого беспорядка, спонтанности и мистицизма – сфера искусства. В Европе классическим центром богемной культуры был Париж ХІХ – начала ХХ века, а представители парижской богемы конца ХІХ – начала ХХ вв. своей любовью к эпатажу, экзотическим одеждам и т.п. мало чем отличались от представителей эпохи 1960-х, когда богемное движение из элитарного стало массовым, а границы богемной культуры начали все больше и больше расширяться.
Когда эпоха 1960-х закончилась, богемное движение осталось, приняв новые формы, как осталась и богемная система ценностей, все больше проникающая во все сферы жизни. В 1970-е, и особенно в 1980-е годы был период попыток восстановления влияния системы ценностей традиционной буржуазной культуры, но эти попытки оказались не очень удачными – богемная система ценностей, длительное время считавшаяся диссидентской и маргинальной, оказалась слишком привлекательной для многих людей, раньше не имевших к ней никакого отношения. Однако важным следствием 1980-х и попыток возрождения буржуазной культуры стало то, что богемные идеи проникли в саму суть буржуазной культуры, и она подверглась необратимому влиянию богемных ценностей. Так постепенно возник синтез богемной и буржуазной культур, определяющий сегодня многие стороны жизни. Среди тех, кто был у интеллектуальных истоков «богемного капитализма», как его называет Брукс, можно назвать Уильяма Уайта, Теодора Роззака и Джейн Джекобс.
Уильям Уайт, автор книги «Человек организации» , в которой он описывал сложившийся в 1950-е годы социальный идеал “человека организации” – хорошо подогнанной детали в большом и хорошо запрограммированном механизме корпорации. В то время у большинства людей не возникало сомнения, что такой образ жизни единственно правильный, а креативность или индивидуальная уникальность ценились тогда гораздо меньше, чем соответствие социальным нормам. Хотя сам Уайт хорошо понимал, что путь «человека организации» никуда не ведет, и у него образ такого человека имеет в целом негативный характер, он не предлагал никаких радикальных решений – сотрудник престижного в мире бизнеса журнала Fortune, Уайт сам был «человеком организации» и частью системы бизнес-элиты.
White W. H. The Organization Man. – N. Y.: Doubleday Anchor Books, 1957. – 471 p.; White W. H. The Organization Man. – Pennsylvania: University of Pennsylvania Press, 2002. – 448 p.
Теодор Роззак, ставший известным после издания в 1969 г. своей первой книги “Создание контркультуры” , в отличие от Уайта, был радикально настроенным участником движений 1960-х, поэтому в своих выводах он пошел гораздо дальше, обращаясь к идеалам романтизма и богемной культуры ХІХ века. Для Роззака решение проблемы «человека организации» было связано не с социальными, а с психологическими изменениями и предполагало раскрытие в себе креативности, «playful approach to life» – отношения к жизни как к игре.
Roszak T. The Making of a Counter Culture. Reflections on the Technocratic Society and Its Youthful Opposition. – San Francisco: University of California Press, 1995. – 310 p.
Джейн Джекобс в ставшей известной книге «Смерть и жизнь великих американских городов», впервые изданной в 1961 году, описала образ идеального городского сообщества, креативной среды городской культуры, – такой, какой она могла бы быть, и какой она иногда бывает – хотя бывает лишь изредка и на недолгое время… Особое внимание Дж. Джекобс уделяет толерантности, терпимости к индивидуальным различиям людей, населяющим пространство города, поскольку именно толерантность к этим различиям является главным условием создания в городе креативной атмосферы .
Jacobs J. The Death and Life of Great American Cities / J. Jacobs. – N.Y.: Vintage, 1992. – P. 143–240 (Chapter 2 «The Conditions for City Diversity”).
Что же касается образа «человека организации» Уайта, то эта модель уже осталась в прошлом и сегодня уже никто не хочет быть «винтиком» в корпоративной машине. Гораздо большее значение приобрели такие ценности как социальная и этическая ответственность, креативность и создание среды, способствующей профессиональному и личностному росту. Как отмечает Д. Брукс, сегодня в структуре организаций компаниях преобладает уже не механистическая, а «органическая» модель, а сами компании ориентируются на принципы децентрализации, неформальных отношений и создание сетевых структур горизонтальных связей на основании принципов личной и социальной ответственности. В сущности, это уже не механизм, а органическая сетевая структура – экосистема. Так можно видеть торжество идей, в эпоху 1960-х, провозглашавшихся как труднодостижимый идеал. Поэтому корпорации все больше озабочены проблемами социальной ответственности, а их топ-менеджеры подчеркивают постоянно важность креативности и спонтанности .
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – Р. 128–129, 133.
В «богемном капитализме», как его описывает Д. Брукс, работа все больше воспринимается как призвание, как этическая либо интеллектуальная миссия, отсюда – культ самодисциплины и здорового образа жизни, а местом для деловых встреч вместо баров все чаще становятся кофейни .
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – Р. 138.
В 1960-е конформизм однозначно отрицался творческой элитой, а наличие книг писателя в списке бестселлеров воспринималось как «продажность» в угоду массовой культуре. Сегодня уже так никто не считает, а нонконформизм, богемная культура и социальная успешность парадоксальным образом слились в некий единый гибрид.
В 1970-е и в начале 1980-х, во времена Human Potential Movement, было время, когда люди без всякой иронии говорили о поисках своей «внутренней сущности». В то время, в духе духовного индивидуализма, нередко создавались полностью персональные религиозные учения, когда каждый мог создавать для себя собственную религию с учетом своих потребностей, предусмотрев в такой религии место для собственных предпочтений и несовершенств. Таких религий могло быть бесчисленное множество, но если у их создателей возникала потребность передать свое мировоззрение кому-то еще, например, своим детям, то (в отличие от организованных религий – структурированных с помощью обрядов и ритуалов), оказывалось, что это довольно трудно сделать. Кроме того, как считает Брукс, путь «самоисследования» (self-exploration) в духе настроений движения Нью Эйдж не имеет ни цели, ни конца, и нередко со временем оказывалось, что он ведет непонятно куда. Поэтому со временем многие отказывались от такого “самоисследования” и возвращались к традиционным религиям, которые они в молодости так активно отвергали .
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – Р. 237.
Еще одним квазирелигиозным увлечением новой элиты стали глобальные экстремальные путешествия, особенно если такие глобальные путешествия воспринимаются как особый стиль жизни. Тогда и появляется готовность тратить тысячи долларов где-то в Амазонии или Камбодже ради «life changing journey». В этих дорогих путешествиях, связанных с разными испытаниями в горах и пустынях угадывается почти религиозный фанатизм и аскетизм, за которые заплачены тысячи долларов во имя того, чтобы попытаться найти самого себя – свою подлинность. Образу искателя «life changing journey” должна соответствовать, по крайней мере одежда – таков стиль как пишет Брукс, в Калифорнии сегодня нередко можно увидеть у директоров крупных компаний одетых в ботинки, предназначенные для восхождений в Гималаях или в куртки защитного цвета для путешествий в Антарктиде .
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – Р. 204–205, 210–211.
Богемная буржуазия, будучи по сути своей космополитической и живущей по всему миру в зависимости от личных предпочтений и интересов бизнеса, в поисках духовных корней ищет место, которое можно было бы назвать домом. С этим связан тенденция к переселению представителей новой элиты в небольшие города вдали от шума столиц. В конце 1990-х такие небольшие города с повышенной концентрацией высокотехнологических компаний, офисов связанных со сферой финансовых услуг организаций, а также ресторанов и кафе стали называть «Latte town».
В качестве примера обычно называют большую часть небольших городов Калифорнии, Остин и Боулдер, а также Байрон Бэй в Австралии. Д. Брукс описывает образ Latte Town на примере хорошо ему знакомого Барлингтона – небольшого городка в штате Вермонт , добавляя, что во время экономического подъема в 1990-е годы немало таких Latte Town появилось не только в США, но и в других странах.
Brooks D. Bobos in Paradise. The New Upper Class and How They Got There / D. Brooks. – N.Y.: Symon & Shuster, 2000. – Р. 104–109.
Latte Town – небольшой город или район, где живет преимущественно новая элита; на тенистых зеленых улицах, где жизнь течет неторопливо, не спеша ездят дорогие машины, а публика проводит большую часть времени в ресторанах и кафе, где пьет кофе латтэ – или какие-нибудь другие сорта кофе, по настроению.
Еще не так давно, в середине ХХ века небольшие городки Америки (да и не только Америки) были средоточием максимального консерватизма, и к богемным персонажам там относились неприветливо. Однако в 1990-е все изменилось – новое поколение бизнес-элиты, усвоившее богемную систему ценностей, научившееся ценить личную свободу и качество своего жизненного пространства, захотело жить подальше от шумных городов, ближе к природе. Если в Америке такая тенденция была всегда, то в Европе, особенно Восточной, так жили только богатые землевладельцы ХІХ века, лето проводя в своих роскошных особняках среди холмов, полей и лесов, а зиму в Париже или на побережье Италии, где-нибудь на острове Капри.
Воплощение мечты новой элиты жить вдали от городов значительно ускорило развитие информационных технологий – отпала потребность непосредственно присутствовать в офисе, чтобы руководить бизнесом. Теперь это можно делать по мобильному телефону или с помощью Интернета из любого, сколь угодно далекого места на планете. Кроме того, в эпоху информационных технологий появилась реальная возможность и сам бизнес перенести подальше от шумного и душного центра большого города, поскольку и реклама, и банковские транзакции, и руководство поставками происходят через Интернет.
В идеале такой Latte Town, как его описывает Д. Брукс, должен совмещать в себе культурные традиции и близость к природе. Он должен находится на берегу океана возле какого-нибудь национального парка с тысячелетними секвойями (если этот городок в Калифорнии) и вековыми дубами (если в Европе). В таком городке должен быть старый университет (В Америке университеты, создававшиеся в основном в ХІХ веке, часто размещались в небольших городках. В странах Европы, где университеты, как правило, более старые, они обычно находятся в столицах), обеспечивающий креативную культурную среду и сферу общения, тенистые тихие бульвары и многочисленные кафе и рестораны.
В 1990-е новая элита начала активно скупать земли и дома в небольших городах, и у консервативно настроенных жителей этих городов появился шанс исполнить свою мечту покинуть провинцию – выгодно продать свой дом с землей и уехать в большой город, куда они всегда стремились, чтобы жить там в самом центре, ездить в пробках, но зато сделать карьеру и разбогатеть. А для новой элиты освобождалось место, на котором они могли исполнить свою, совсем другую мечту. Маленькие городки стали быстро изменяться – в них появлялись небольшие, но роскошные рестораны, антикварные и книжные магазины, «Кофе-хаузы» и дизайнерские студии, богатая публика на улицах и дорогие машины. Расслабленная дружелюбная атмосфера, забота об экологии, социальной ответственности и общем качестве жизни делают образ таких городков достаточно привлекательным .
Horin A. We can find happiness in this urban life / Horin A. – 2006 (http://www.smh.com.au/news/opinion/we-can-find-happiness-in-this-urban-life/2006/02/17/1140151809837.html); Many Latte Towns Sip The Good Life, If You Know Where. – 2006 (http://www.armidale.com.au/armidale-news/2006/2/21/many-latte-towns-sip-the-good-life-if-you-know-where/).
Правда, критики Брукса считают, что все это если и было, то во время экономического подъема 1990-х годов, когда за счет расцвета сферы финансовых услуг, особенно предлагавших наибольшую прибыль инвестиционных фондов, доходы у многих значительно возросли. А уже в начале ХХІ века, перед началом финансового кризиса, безмятежность жизни в таких городках ушла в прошлое .
Goldberg J. Latte Town Revisited. David Brooks was wrong / J. Goldberg. – 2003 (http://old.nationalreview.com/goldberg/goldberg200309251320.asp).
Возможно, это и так. Но, как показывает история, кризисы и экономические депрессии проходят и уходят – это уже бывало не раз. Они могут приносить большие убытки и тормозить экономическое и социальное развитие, но общие его тенденции не изменяют.
Это касается и Latte Town – возможно, само это название со временем перестанет быть модным, но сами креативные города, центры притяжения для новой космополитической элиты глобального капитализма, продолжат свое развитие.
Александр Ригин, 8 августа 2013 г.