Рецензии
«Бобо» на русском
Несмотря на некоторое кокетство и кажущуюся несерьезность как формата (журналист на поле социологии), так и ее тона (явная ирония), книга «Бобо в раю: откуда берется новая элита» с точки зрения содержания, безусловно, несерьезной не является. Уже ее название настраивает читателя на определенный лад и намеренно акцентирует его внимание на нескольких принципиальных моментах. Во-первых, эта книга посвящена такому проблемному явлению как элита. Во-вторых, речь в ней идет о новой элите — а значит, той, которая отличается от какой-то старой элиты. В-третьих, нам собираются рассказать, откуда она берется, то есть ознакомиться не просто с бытописанием представителей новой элиты, но с ее генезисом во всей полноте. И, в-четвертых, в названии присутствует слово «рай», что намекает на своеобразное восприятие рая новым истеблишментом, отличным от его понимания белыми англосаксонскими протестантами, и, в связи с этим, на наличие у него фундаментальной системы ценностей, обуславливающей это восприятие рая. Все это интригует.
Дэвид Брукс, журналист и политический комментатор, пошел по очень правильному пути, выстраивая свой текст по принципу «от общего к частному»: начав с поверхностных наблюдений относительно изменений в городской среде и структуре потребления, он смог сформировать целую социологическую теорию о том, кому в настоящее время принадлежит реальная власть в американском обществе и что из этого следует.
Приехав на родину после нескольких лет скитания по Европе, автор был безмерно удивлен тем фактом, что за время его отсутствия в жизненном укладе американцев многое изменилось. А именно, стерлись границы между двумя враждовавшими на протяжении всей истории классами — классом буржуа и богемой, и это касается не только внешнего вида, но мировоззрения, хобби и системы ценностей. Причем, смешавшись и переплавившись и дав на выходе тех, кого автор охарактеризовал как «бобо», богемных буржуа, два социальных класса на деле родили нечто качественно новое, бесконечно далекое как от одного своего родителя, так и от другого, сочетая в себе несочетаемое. Для того, чтобы раскрыть этот феномен, Брукс исследует культуру потребления бобо, их деловую и интеллектуальную жизнь, те вещи, которые доставляют им удовольствие, их экономический и духовный потенциал и роль в сфере политического.
Нужно отметить, что Брукс очень четко очерчивает круг людей, принадлежащих к бобо. Бобо — это не массовый социальный слой, это образованное меньшинство, элита. Их немного. Но именно их ценности, принципы и стиль жизни служат ориентиром для всех остальных.
Бобо — это люди, жизненное кредо и установки которых впитывают в себя радикализм хиппи 60-х и культуру яппи 80-х, которая явилась крайним выражением стремления к буржуазному комфорту. От богемы бобо взяли стремление сбросить социальные оковы и условности, отвергнуть излишне рациональное мышление (тот самый «инструментальный разум», о котором писал Маркузе), желание в полной мере реализовать свою человеческую природу и раскрыть потенциал своей личности во всем ее многообразии. От буржуа, владельцев мелкого и среднего бизнеса, вдохновенных предпринимателей, бобо заимствовали приземленность, прагматичность, стремление к накоплению капитала и к комфортной обустроенной жизни, а также стремление обзавестись наследниками, чтобы передать им нажитые знания и ценности. В бобо уживается тяга к рассудочности и здравому смыслу, свойственная представителям буржуазии, и ориентация на собственное воображение и расширение его границ, характеризующая богему.
Возникает закономерный вопрос: действительно ли вся эта новая атрибутика — увлечение органическими продуктами, натуральными тканями и мебелью из массива древесины за бешеные деньги, занятия йогой и восточными практиками, налаживание собственного мелкого бизнеса наподобие выращивания экологически чистого горошка, стремление использовать в рекламных кампаниях для своих корпораций цитаты из кумиров Вудстока — является не дуновением моды на определенный образ жизни, а симптомом чего-то большего, кардинального сдвига в мировоззрении и жизненной философии образованных людей? И если да, то как бобо удается усидеть одновременно на двух стульях?
Здесь сложно дать однозначный ответ, и Брукс показывает, что культура бобо полна парадоксов. Например, с одной стороны, им свойственно не механистическое, а органическое восприятие сообщества, города и организации, которые предстают экосистемой, способной саморегулироваться. С другой стороны, с расцветом подобных организационных теорий фигура сильного руководителя и харизматичного лидера приобретает новое значение, а в рамках нового капитализма, «латте-капитализма», как иронично обзывает его автор, бобо-бизнесмены вынуждены трудиться ничуть не меньше, чем ярые протестанты, хотя их этика отличается от протестантской. Социальная ответственность, творческий подход к делу, личностный рост — это лишь красивые ярлыки, к которым прибегают хорошие управленцы, усвоившие простой закон: люди будут лучше работать, если внушить им, что они делают это для собственного блага.
Выходит, что жизнь бобо — это постоянный выбор и борьба. Выбор между «свободой и преданностью», «добродетелью и изобилием», «автономностью и сообществом». Это выбор между традицией и новшеством, между свободной и индивидуализмом, который в итоге приводит к умеренной и «бесцветной» жизни и стремлению тотально контролировать все ее аспекты. С нравственностью у бобо тоже проблемы: «Ниспровержение авторитетов привело не к рассвету новой эпохи, но к вызывающей тревогу утрате веры в общественные установления, сумятице в духовной сфере и социальным потрясениям». Будучи наследниками раскрепощенной богемы, охочей до запретных удовольствий, бобо, однако, руководствуются исключительно критерием «пользы»: их социальные коды подразумевают подчинение богемной эмансипации буржуазному самоконтролю. Бобо стремятся к морализаторству и одновременно к облагораживанию того, что раньше считалось пагубным. Брукс отмечает: «Вы можете пойти на пляж почти голой в крохотном бикини, но если вы не возьмете крем от загара, чтобы кожу не поразил рак, люди будут неприятно поражены».
Мы можем четко выделить те принципы, которые отличают новую элиту в лице бобо от старой элиты и дают ей несомненное преимущество: это отсутствие предрассудков, наличие системы широких социальных связей и признание в качестве главных маркеров таких вещей, как колледж, наличие научной степени, этапы карьеры и профессия родителей. Жизнь бобо укладывается в следующий набор слов: колледж, обучение, рост, путешествия, раскрытие собственного Я, исследование, сложность, самоанализ. Но даже все это не дает им ощущения гармонии и естественного течения жизни. Бобо-интеллектуалы, превратившиеся в рыночных, практических, профессиональных интеллектуалов, страдают от статусно-денежного дисбаланса; бобо-предприниматели, сумевшие нажить состояние и создать социально ориентированный бизнес, страдают от доходно-статусного дисбаланса.
Вывод таков: как бы мы ни старались уйти от реалий информационного века, где информация становится ресурсом и поддается монетизации, как бы мы ни пытались себя оградить от навязываемых нам атрибутов успешной жизни, нам это не удастся — мы слишком крепко встроены в систему потребления и вынуждены конвертировать все свои знания и умения, чтобы выжить. Книга Брукса во многом посвящена не вопросу о новой элите, а вопросу о торжестве новой рациональности. Богемность, вошедшая в жизнь американских тружеников, не принесла им раскрепощения, но подчинила их еще более суровым кастовым принципам, чем те, которым подчинялись их предки в 1950-е. Отличие информационного века от постиндустриального заключается в том, что благодаря образованию и обилию информации стираются границы не только между такими весьма условными социальными группами, как классы, между буржуа и богемой, но и границы между рынком, бизнесом, наукой, искусством, «продукт сознания легко становится рыночным продуктом».
На примере одной социальной группы Брукс показывает, нарочно или сам того не желая, весь комплекс противоречий, обрушивающийся на человека, который, с одной стороны, стремится реализовать все свои способности максимально полно, а с другой — страдает от отсутствия четких жизненных ориентиров и в итоге оказывается в духовном вакууме, возвращаясь к жесткой традиции. Бобо — дети бунта против буржуазной морали, вынужденные вернуться к морали ничуть не менее консервативной по своей сути — являются этому прекрасной иллюстрацией. Их раем в итоге оказывается дом, являющийся воплощением комфорта, консумеризма и капризов моды.
Последняя глава книги очень небольшая по объему, но очень любопытная: она посвящена политике. И здесь мы видим, что автор, который на протяжении предыдущих двухсот страниц высмеивает, даже довольно зло, богемных буржуа, приходит к выводу, что во многом благодаря им и их центризму внутриполитическая и социальная ситуация в Америке пришла в состояние баланса. И, вместе с тем, Брукс высказывает опасение, что это не продлится долго. Потому что, как он здраво отмечает, государство не может не прийти в упадок, когда образованные и состоятельные люди поглощены дизайном собственной кухни или обустройством локального приюта для животных, но не преобразованиями внутри страны.
Полина Алексейчук, 19 августа 2013