Рецензии
Утопия – личное дело каждого?
Каждый год, ко времени проведения книжной ярмарки “Non/Fiction”, издательство Ad Marginem публикует, помимо всего прочего, какой-нибудь тяжеловесный зарубежный роман. Не то чтобы он был куда больше по количеству страниц, чем другие художественные книги, которые были опубликованы издательством в течении года, скорее по отношению к ним он становится хэдлайнером именно в силу своей значимости. В 2011 им стал эпохальный «Благоволительницы» Джонатана Лителла (по отношению к нему аргумент с количеством страниц как раз уместен), в 2012 биографически-исследовательский «Лимонов» Эммануэля Каррера, в 2013 утопически-приключенческий «Империя» (не путать с работой Негри и Хардта) Кристиана Крахта[1]. Крахт современный немецкоязычный писатель, родившейся в Швейцарии, «Империя» — это его последний роман (издан в 2012 г.) и надо сказать, что перевели и опубликовали его в Ad Marginem еще тепленьким: в Европе споры о нем до сих пор не затихают, а Крахт продолжает получать за него премии.
«Империя» как бы основан на реальных событиях (с большим количеством авторских отступлений) и рассказывает нам историю Августа Энгельхардта – немца, который в 1902 году (ему тогда было 24 года) отправляется в протекторатные земли Германской Новой Гвинеи, где на острове Кабакон (Кака Кон), находящемся неподалеку от Хербертсхеэ (ныне Кокопо), на базе собственного учения о кокофагии основывает утопическое, квазирелигиозное сообщество Солнечный Орден. Роман в какой-то степени выглядит как хроника реализации утопической идеи Энгельхардта с периодическими флешбеками к его жизни в обществе, через которые неплохо просматривается культурно-политическая жизнь Германии начала хх века, незадолго до Первой Мировой Войны и крушения Австро-Венгерской империи. Крахт пишет, что в основу романа положен принцип метонимии: рассказывается о жизни только одного немца, но через нее каждый из нас может представить себе, что происходило в душе «немецкого романтика» того времени.
Итак, по прибытию в Новою Гвинею Энгельхардт за 41 000 марок (часть денег он берет в кредит) покупает у королевы Эммы Кольбе кокосовую плантацию на острове Кабакон. Кроме него на острове больше нет белых, все его население это небольшое племя малазийцев, которых наш герой нанимает в качестве работников своей плантации. Они строят ему дом, сооружают книжные полки, на которых Энгельхардт может установить единственный предмет своего багажа – огромное количество книг, которые он посчитал необходимым взять с собой (среди авторов: Торо, Руссо, Гоббс, Сведенборг, Толстой). Все эти книги помогли Энгельхардту прийти к мысли о том, что идеальное сообщество можно и необходимо создать. Сообщество, которое не руководствовалось бы принципами империализма (а мы помним тезис Ленина о том, что империализм является высшей стадией капитализма), которое было бы лишено веры в материальное и прогресс, но пыталось бы воплотить в себе идеалы вегетарианства и нудизма, которое могло бы осуществить полный возврат к природе.
Надо сказать, что подобные идеи были крайне популярны, как в XIX, так и в XX веке. И пусть культ кокоса и был оригинальной идеей Энгельхардта, в общем же он воспроизводил стандартное видение утопии общинной жизни на природе[2]. Разумеется энгельхардтовской утопии не удается избежать и главной болезни, которая вот уже десятки лет преследует любое объединение, управляющееся законами, легитимность которых признается лишь одним человеком – тоталитаризма. Крахт показывает, что по сути Энгельхардт создает ту же империю, просто на другой лад, мечтая о том, как его идеи распространятся по всему миру, а все новые и новые территории будут заняты Солнечным Орденом — он приходит к тому, от чего ушел.
Однако, возможно, эта имперская зараза прицепляется к Энгельхардту не в силу какой-то закономерности, а просто потому что слишком долгое время его утопия балансирует на грани робинзонады (у Энгельхардта даже есть свой Пятница). Он устанавливает определенные правила, позволяющие достичь идеального сообщества, однако отсутствуют элементы, которые могли бы это сообщество сформировать. К моменту прибытия первых членов Солнечного Ордена Энгельхардт создает уже настолько проработанный для самого себя миф, который в идеале должен будет лечь в основу идентичности будущих членов сообщества, что простое его объяснение значило бы упрощение, именно этим может объясняться изначальная неудовлетворенность качеством вновь прибывших, которая так быстро приходит на смену радости и оживлению. Миф этот отсылает к различным учениям (религиозным, вегетарианским, нудистским), и ложится в основу идеологии Солнечного Ордена.
Ф.Лаку-Лабарт и Ж.-Л. Нанси утверждали, что в основе всякой идеологии лежит политическое объяснение мира, то есть объяснение истории исходя из единственного концепта. Взять например фашизм, здесь таким концептом будет раса, в идеологии Энгельхардта таким концептом является природа. Она связывается с божественным, она по определению наделена им, и наивысшим его сосредоточением является кокос. Он так близко располагается к лучам солнца, которое с давних времен в разных учениях репрезентирует божественное, его не нужно готовить[3], его форма и волосяной покров напоминают голову человека, иначе говоря, бога в природном мире, его поедание сравни поеданию тела бога и соединению с ним. Однако, для всех вновь прибывших идеология Солнечного Ордена, которую изобрел Энгельхардт, сводится лишь к каким-то действиям: они должны ходить голышем, есть одни кокосы и т.д. Они читают энгельхардтовский трактат, читают тракты тех мыслителей, на которых он ссылается, но все равно происходит некоторое вычитание. Главным образом за счет того, что их взгляд просто не способен увидеть того сакрального, что видит Энгельхардт. Сакрального в понимании Батая, как чего-то, что отсылает нас к архаичному, туда, где еще не знали индивидуальности и порядка.
В конечном итоге сакральность есть уже в самой мечте о коммунитарной жизни как чего-то, что мы когда-то потеряли и что никогда не будет дано нам в категориях опыта. Возле Энгельхардта не кружат химеры возвращения к «естественному состоянию», как раз наоборот он устремлен в будущее, в основе которого эта сакральность и лежит. Пытаясь возместить это вычитание каждый из прибывших превносит что-то свое[4]. Первый думает, что свобода распространяется и на сексуальные отношения, но при попытке выстроить queer-утопию погибает, второй считает, что главным является отказ от частной собственности, но в итоге оказывается обвинен в краже ножниц Энгельхардта и проклят. В романе Крахта сообщества не возникает.
Жизнь Энгельхардта медленно уходит на этом острове, днем на ветвях висят вниз головой летучии собаки, ночью шум пальмовых листьев не дает ему спать. Однако даже в описании ничем ненаполненных дней Крахту удается показать очень важную вещь. На острове Кабакон, и об этом в романе написано, суггестивно подается то, что лежало в основании мироощущения индивида в эпоху модерна, а именно фрагментарность настоящего, его дробность, мнимость всякой целостности восприятия. Конечно, ведь на нем отсутствовало заключенное в часы время, вещь которая была так необходима для века xix, и которая так последовательно ставилась под сомнение в хх. Крахт приводит в пример кинематограф, атональную музыку, поэзию авангардистов. В этом отношении становится очевидным, что утопия это не только способ для преобразования мира, но и способ понимания того, как он функционирует.
Кажется, что причиной написания этого романа явилось не только желание попытаться проанализировать и воссоздать жизнь «немецкого романтика» начала века, а начало века, как известно, это эпоха больших нарративов в головах маленьких людей. Речь здесь явно шла и о неизбывной тоске по сообществу. Когда-то Энгельхардт также оглядывался назад и подпитывал свою утопическую мечту тоской по этому мифу, тому чего никогда не было, но что всегда имеет возможность быть. Тот анализ утопического мышления со всеми его противоречиями и компромиссами, который проделывает Крахт на страницах романа, кажется абсолютно необходимым. Ведь мышление это по определению является оппозиционным, и, как подчеркивал Ф.Джеймисон, без него мы никогда не придем к видению новой политики.
[1] До этого в Ad Marginem выходили его романы «1979» и «Faserland», повесть «Метан» и сборник эссе «Карта мира».
[2] Вспомним хотя бы американские коммуны xix века, участники которых были так вдохновлены идеями Торо или же призывы Кропоткина вернуться к общинной деревенской жизни. Сейчас подобные идеи воплощаются скорее в жилищных гетеротопиях. Так называемые «огороженные сообщества» gated communities, “праздничные” поселения и т.д.
[3] Здесь стоит вспомнить о различии сырого и приготовленного у К.-Л. Стросса.
[4] В романе Крахта подробно описывается прибытие только двух желающих вступить в Солнечный Орден.
Юрий Хвойнец, 13 марта 2014