Рецензии
Филология и жизнь
Рецензия Кирилла Решетникова на роман А. Аствацатурова "Люди в голом"// "Газета", 1 июня 2009 г.
Филология и жизнь
Роман Андрея Аствацатурова «Люди в голом»
Автобиографических книг, не претендующих на вящую беллетристичность и выпускаемых людьми, ранее не числившимися среди писателей, в наше время хоть отбавляй.
Тот, кто создает текст такого рода, как бы заведомо не ставит себе масштабных художественных задач. Известны, конечно, и гении автобиографического жанра, сделавшие из рассказов о себе большую литературу. Самый знаменитый и наиболее последовательный из таких писателей - Генри Миллер, далее можно с некоторыми оговорками назвать Чарльза Буковски; в России эту линию успешно продолжил Эдуард Лимонов. Но все трое - харизматичные пассионарии, и людям иного склада в этой компании делать нечего. Однако некоторым удается претворять собственную жизнь в более «камерное», но оттого не менее выразительное повествование. В их числе - петербургский филолог Андрей Аствацатуров, автор дебютного романа «Люди в голом».
Персонаж Аствацатурова, полностью тождественный ему самому, - рафинированный интеллигент, преподаватель СПбГУ, потомственный филолог, внук выдающегося литературоведа и лингвиста Виктора Жирмунского. Образ «классического» очкарика идеально подходит для бытовых юморесок, и этот потенциал Аствацатуров использует по полной. Но в книге нет специально выстроенных реприз, нарочитой эксцентрики и комикования.
Первые главы, посвященные школьному детству, немного напоминают книгу Корнея Чуковского «Серебряный герб», в которой тот рассказывает о своем пребывании в одесской гимназии. Школа, оживающая в памяти взрослого Аствацатурова, - настоящий заповедник фриков, но фокус в том, что забавные ученики, как и страшноватые учителя, выглядят тем не менее абсолютно реальными и даже узнаваемыми.
От смешного до ужасного здесь один шаг: например, учитель физики по кличке Угрюмый, которого так и хочется представить себе на экране в исполнении хорошего комика, вдруг рассказывает историю о том, как во время войны его товарищу оторвало голову осколком снаряда, и он, Угрюмый, доел кашу из миски, оставшейся в руках убитого. «История эта, - резюмирует автор, - мне не понравилась».
Потом начинаются филологические будни и нескончаемое тусовочное общение, о которых как будто бы естественнее всего рассказывать в жанре анекдота. Аствацатуров вроде бы так и поступает. Истории о философе Саше Погребняке, обожающем продвинутую одежду и плохо знающем английский язык, жене Люсе, выдающей умопомрачительные перлы при попытке перевести стихи Памелы Трэверс, лидере выборгской группы «ПТВП» Алексее Никонове, пробующем практиковать панк как образ жизни, и многом другом звучат и вправду анекдотично. Но за всем этим нагромождением милых нелепостей отчетливо различим экзистенциальный посыл; более того, ближе к концу находится место и для почти настоящего романного сюжета, даром что его тоже, по-видимому, написала сама жизнь.
В интонации романа слышится тихая перекличка с несколькими культовыми голосами, каждый из которых ассоциируется с тем или иным вариантом гротескной самопрезентации: Аствацатуров склонен к рефлексии в духе Вуди Аллена, но умеет быть невозмутимым, как герои Аки Каурисмяки. Разумеется, не обошлось здесь и без Генри Миллера, который, собственно, представляет собой один из объектов филологических штудий автора.