Рецензии
Из жизни интеллигентных насекомых
"Газета.Ру" о "Людях в голом" А. Аствацатурова
ЛИТЕРАТУРА
Из жизни интеллигентных насекомых
Комментарии
В дебютных автобиографических «Людях в голом» потомственного филолога Андрея Аствацатурова проступает бессмертное лицо городского интеллигента в очках, неизменное, как блоха в янтаре.
В романах, где автор и герой одной фамилии и генетического кода, интересен сам процесс раздвоения (деления, почкования, клонирования). И результат, конечно. Способен ли этот вот тип с той же фамилией, внешностью и случаями из жизни, что и автор, к самостоятельному существованию или нет?
Аствацатуров в романе Аствацатурова – занятен.
Лет этому Аствацатурову, как и его автору на момент описываемых событий, 38. Время на страницах – текущее. Любопытен романный Аствацатуров не тем, что в обычную жизнь не встраивается, а тем, как именно, против общепринятого, он это делает.
Не встроенные в общий культурно-потребительский поток литературные герои двухтысячных – как-то заметно агрессивны, идейны и все норовят пройти запрещенным маршем.
Невстроенный герой, если он не замышляет теракта и не мечтает об «дать кому-нибудь по морде», чтоб изменить мир, – сегодня никому не интересен.
Скулеж и рефлексия по поводу отсутствия ремонта в квартире и машины под окнами – в наше время это вообще ни о чем. Чего скулить и дуться – устройся на работу, возьми кредит, реши проблемы и не грузи нас ради бога этими пустяками.
И вот, тем не менее, появляется Аствацатуров в романе Аствацатурова и вовсю начинает грузить. Причем с самого своего рождения. С родителей и бабушек-дедушек. С детсада и школы. С университета, курсовой, дипломной. С лекций и приемных экзаменов у абитуриентов и студентов уже в качестве профессора университета.
Оба Аствацатурова пытаются этот стиль жизни неудачника как-то самоиронизировать.
Как-то эстетизировать. Как-то от него дистанцироваться. Иногда это у них получается. Иногда – нет.
Если возлюбленная тебя отвергла, представь ее в виде разваренной луковицы из супа. Если отвергли тебя сытость и достаток, представь, как те, кто в нем живут – мучаются.
И Аствацатуров представляет, как на самом деле трудно живется успешным писателям.
Сидят эти удачливые (конъюнктурные, продажные, бездарные) писатели в дорогих, но почему-то очень душных ресторанах. Давятся черепашьим супом и морскими гадами. Обливаются потом. Достают их глупые поклонники, фальшивые друзья, жены и стервы-любовницы. И еще их пучит от блюд из морских гадов.
И они славят бесплатные туалеты, которых теперь много на улицах столиц.
Еще очень хочется сочинить какое-нибудь пустяшное, но модное эссе и прославиться, подсмеявшись над желанием сочинить такое эссе. Например, эссе о надписях в сортирах. Или о самих сортирах. Тут же один из Аствацатуровых такое эссе сочиняет. Чуть погодя - эссе о сходствах и различиях Москвы и Питера – городов и человеков.
Кто это сочинил – герой или автор – поди разбери. Оба от опусов, скорее всего, отопрутся. Потому что то, что ново в них – не смешно. То, что смешно – не ново.
Можно, конечно, и не заморачиваться вопросами об авторстве. И не портить себе удовольствие от чтения всяких смешных (в самом деле!) рассказов о приятелях Аставацатурова из университетской и прочей богемной среды.
Они и вправду веселят душу, хотя источник вдохновения тут вполне ожидаем и очевиден.
Например, стебная история о создании рок-группы, чтоб прославиться и разбогатеть – римейк довлатовских съемок в фильме о возвращении Петра в Ленинград (сборник «Чемодан», рассказ «Шоферские перчатки»).
А можно и поразмышлять вместе с автором-героем – о вечной в поколениях интеллигентской неустроенности, и как над ней подсмеивались и с ней сживались наши деды с отцами и их, так и не вписавшиеся и не устроившиеся, потомки в настоящем времени.
Тут иногда Аставацатуровым и впрямь удается достичь художественной силы обобщений.
И можно над ними подышать – как парами мяты над кипящей противоангинной кастрюлькой – рассуждениями о постоянстве и неизменности необоснованных притязаний, заносчивости и снобизма. Над отцами-филологами, со всем образованием шпынявшими своих сыновей, подращивая в них комплексы: «Что ты возишься, как жук в навозе!». Над знакомыми родителей и их диссидентскими салонами, существовавшими при Советах на наследства от дедов-академиков. Над новейшим салоном бывшего детсадовского приятеля Аствацатурова, Арчи, с его страстью к отлично приготовленной телятине, хорошему вину и пересказыванию скабрезных подробностей из жизни добившихся успеха.
Получив в финале по очкам от приятеля, приблатненного Толика, которого они всей компанией, во главе с Арчи, беззастенчиво разводили на дорогие обеды и вино за восторг невежды от общения с учеными людьми, автор-герой не делает, разумеется, никаких лобовых выводов. Никакой трагедии вырождения советской ученой аристократии в новых условиях он не видит.
Потому что, по Аствацатурову, получается – не было аристократии.
Чувства удовлетворения от того, что кухонные компании полуобразованных бездельников сохранились с советских времен нетронутыми в наше время – тоже не возникает.
Легкость повествования и отношения к собственной и себе подобных неудачливости делает книгу приятной. Легкость и определяет весьма ограниченный круг поклонников. Из невстроившихся и интеллигентных – это только те, кто способен так же легко и иронично отнестись к своей неспособности достичь того, что они, при всей скрытности, все же признали за успех.
А встроившимся и успешным – читать это к чему?
Андрей Аствацатуров. Люди в голом. М.: «Ад Маргинем Пресс», 2009.