Рецензии
Роман без правил
Аглая Чечот для "Делового Петербурга" о "Людях в голом"
Происходит это, наверно, потому, что в творческом сознании автора – филолога и специалиста по англо-американской литературе - борются профессионал и писатель. Как герой романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи», Аствацатуров садится писать одно, а пишет совсем другое. Установка на спонтанность оказывается литературной по происхождению, и поверяется самим автором, с оглядкой сводящего линии романа в единое целое и пытающегося оправдать его замысел. Несмотря на рациональное, ретроспективное отношение автора к своему произведению, оно оставляет впечатление по - стерниански веселого и без труда написанного текста, который рассказывает о чем угодно, только не о том, что тяжело переживать.
В мире романа все болезненное, важное, драматичное опосредовано и «переварено» интеллектуально, превращено в шутку, в пародию, в прием, и, наконец, - в смех, освобождающий читателя и от ответственности, взваливаемой на его плечи серьезным искусством, и от связанных с ней страданий. Автор не выносит «черную» работу переживаний на публику, предпочитая развлекать ее ум, но не обращаться к чувствам. Читатель как будто остается «чужим» для автора. Каждый человек гол, - говорит Аствацатуров, но о нем самом этого не скажешь: он прикрыт броней из литературных игр и образов самого себя.
Назвать книжку «романом» трудно, это скорее, размышления о человеке культуры в эпоху распада культуры: «Когда я слышу слово «культура»…мне кажется, я теплая гильза, упавшая в траву, или стеллерова корова, съеденная в далеком 1908 году неким Поповым с товарищами». Распад культуры показан как распад человека, который не может собрать «огрызки» своей личности в единую картину. Пока действие романа происходит в СССР, пусть даже и в эпоху брежневского застоя, повествование ведет себя как традиционный «семейный эпос», начинающийся детством героя, но вместе с наступлением перестройки сюжетные линии дробятся, и на первый план выходит сплав эссеистики и пародии.
«Семейный эпос» превращается в роман «анти-воспитания», изображающий интеллигентного мальчика, внутренне не подчиняющегося и советской системе школьного обучения, и влиянию родителей, и еврейским традициям. В друзья он выбирает себе хулиганов и хохмачей, но и с ними солидаризируется недолго. Открыто противостоять системам ему тоже неинтересно. В результате образуется интересный образ автора, в котором сочетаются герой-бунтарь и герой-конформист. Пафос анти-воспитания спорит с обреченностью человека на свою социальную роль. Аствацатурову как будто очень не нравится то, что человек – существо общественное, и это согласуется с посылом романтической литературы о герое-лирике Сэлинджера и Хэмингуэя, которому есть на какую мечту опереться. Но этот же герой цинично использует общество в духе героев Генри Миллера, посещая различные фуршеты и мероприятия, чтобы удовлетворить банальный физический голод. Именно отсюда недалеко уже и до Сорокина, вернее, пародии на него - но какая разница.
Автор дистанцируется от «self-made» сообщества, реализовавшего себя в 90-ые, и показывает, как судьба делает человека, а не он – судьбу. Кто кем должен был стать, тем и стал. Даже Федор Двинятин, высмеивающий творчество группы «Телевизор», впоследствии сам оказался в «телевизоре», и теперь каждый может видеть его на экране. На этих двух мыслях – о провале и победе воспитания - построен роман, но автору удается ускользнуть из-под их влияния. Не случайно его имя и фамилия все время перевираются обывателями – то «Овцатуров», то еще как-нибудь.
Роман плотно населен сиюминутными собеседниками главного героя и автора, выведенными под настоящими фамилиями и прозрачными псевдонимами. Кажется, вымысел окончательно покинул художественные произведения, и Аствацатуров, с одной стороны, иронически, с другой – вполне искренне, следует высказыванию одного из важных для себя писателей – Генри Миллера, о том, что в литературе преобладают автобиографии. Это происходит потому, что автор и герой не очень верит в подлинность самой жизни. События романа испытывают жизнь в подлинности, поэтому в романе все время сталкиваются рефлексивные герои-интеллигенты, чьи представления далеко не всегда адекватны действительности, с героями из народа. В финале якобы торжествует герой с рабочей окраины, спасающий автора в переделке с мелко-криминальной братвой и угощающий его ужином. Эта игра в «повесть о настоящем человеке» - очень хитрая: можно еще поспорить, кто более бойко ведет себя в словесных схватках – филологическая профессура или быдло. Юмор – единственное средство защиты, которое осталось у интеллигенции, и он же становится основным приемом романа, колеблющим однозначность трактовки о преобладании реальной жизни над вымыслом. Мечтатели, так и не создавшие рок-группу «Рыцари диких яблок», продолжают жить мечтами. И не важно, что в плывущем ковчеге все перевернуто с ног на голову и «кенгуру живет с слоном», в нем пока есть место поиску «настоящего человека».