Рецензии
Книга Андрея Аствацатурова полна запахов
"Книги" с Сергеем Шаргуновым
Это вторая книга питерца, чью фамилию так сложно выговорить. Но у меня получается. Вот, пожалуйста: "Аствацатуров, Аствацатуров, Аствацатуров"! В фамилии слышатся "астры" и "Ватсон". Не буду углубляться в ассоциации, скажу только, что автор соединяет в себе две ипостаси: культурного человека и забулдыги-вертопраха. Он и профессиональный филолог и замечательный рассказчик.
Вот прохожий обращается на питерской улице:
- Вы не подскажете, где тут у вас эта… камера скунсов?
- Какая камера?
- Да этих, блин, скунсов. Хожу тут уже полчаса, всех спрашиваю… никто не знает.
Оказалось, спрашивал о кунсткамере.
Собственно, книга эта предназначена всем, кто любит слушать увлекательные истории. Они здесь короткие, преимущественно – житейские и литературные анекдоты. Я читал и усмехался. И это уже вторая книга Андрея (после дебютной "Люди в голом"), которую, читая, посмеиваюсь через каждые две страницы.
Книга провоцирует особый смех - скрипучий и оставляющий привкус горечи. Мир Аствацатурова – мир нытья, сутулого существования – мир или мирок, лично меня чарующий.
Героя бросила жена, в детстве родители обсуждали на кухне злых кагэбэшников, а рыжего мясника из соседнего магазина в шутку прозвали "Ося Бродский". Герой по взглядам будто бы левый, но вполне рафинированный, и явно чурающийся той загадочной косматой жизни, которая рычит за окнами. Отклик на эту чуждую тревожащую реальность – скептический смех. Смех дробный, вернее, дробящий реальность. Смех одиночки.
Фрагменты жизни уворачиваются, когда пытаешься их словить неуклюжим пинцетом и сунуть под микроскоп. Спасение – в одиноком биение сердца.
В книге Аствацатурова - много запахов. Низких. Ароматы пива, мочевой подворотни, табачного дыма. И рядом с их воспроизведением автор вдруг переходит на нежнейшую лирику. Все прямо-таки по Бахтину, логика карнавала, низкое замещает высокое. Но карнавал борется с реальность – вот в чем метод. Особенно это ярко видно в главке, где написано про хлеб. Сначала герой, услышав в детсаду, что Иван-царевич носил хлеб в "ширинке" (старинное слово, означающее полотенце) долго представлял себе, как же это было. Потом он пускается в размышления о том: может ли хлеб вонять. Потом вспоминает разнос, который им устроили в том же саду, когда дети стали лепить из непропеченного хлеба пистолет и фотоаппарат. Советские воспитательницы кричали о кощунстве и блокаде.
На самом деле, хлеб – это, безусловно, символ. Аствацатуров символ побеждает, наградив изящными отпечатками иронии. Вообще, тема борьбы с хлебом и высмеивания хлеба могла бы послужить отличным пособием для психоаналитика. И одновременно любопытна авторская тема сортирных позывов и происшествий, переходящая из прежней книги в новую.
Говорю все это без осуждения. Потому что сознание столь редкого в наши дни интеллигента (конечно, никакого не левого, а вполне либерального) мне внятно и не вызывает раздражения. Напротив, с книгой Аствацатурова – уютно. Тут есть логика невеселого повествования, чем щедрее рассыпаны смешинки, тем еще более грустного. Такой монолог бледного сорокалетнего питерского Пьеро над кружкой пива "Балтика" и томиком Сартра. И все равно, при всей стройности повествования, Аствацатурова можно открывать на любой главке. Открыв, я наслаждаюсь, отдыхаю, посмеиваюсь. Против моей физиологии эта книга не идет, хотя больше половины рефлексий и мелодий в ней мне едва ли близки.
Жду от Андрея продолжения интересных баек и тонких рассуждений.
25/12/10