Рецензии
Полнейшая иллюминация
"Московские новости" о "Благоволительницах"
21 декабря 00:05 | Наталия Бабинцева
По следам романа «Благоволительницы» Джонатана Литтелла
Про роман Джонатана Литтелла, где события второй мировой войны увидены глазами эсэсовца-интеллектуала с девиантными отклонениями, много говорили и писали в 2006?м (в тот год «Благоволительницы» получили две главные награды литературной Франции — Гонкуровскую премию и Гран-при Французской академии, скандализировали посетителей Франкфуртской книжной ярмарки и спровоцировали поток противоречивой критики). Рецензировать его еще раз представляется делом бессмысленным. На портале Оpenspace выложены отрывки из главных критических текстов, посвященных литтелловскому роману, — этого достаточно для того, чтобы составить впечатление.
Интереснее понять, что за фрукт этот самый Литтелл, тем паче что скоро нам придется столкнуться с ним лицом к лицу: писатель пакует чемоданы и собирается в Москву.
При всем том, что критики очень часто пишут взаимоисключающие вещи, все они отчасти правы. Литтелл, судя по его биографии и высказываниям в прессе, вообще грандиозный плут и провокатор. Еврей, отказавшийся признать еврейство, американец, пишущий на французском и считающий американцев дебилами. Чего стоит один только его послужной список в рядах миротворцев: Босния, Конго, Чечня. Другому хватило бы единожды обжечься о горячую точку, но Литтеллу, похоже, перина бока трет, если где-то пахнет жареным.
Был такой значимый режиссер-документалист Гуалтьеро Якопетти, картины которого критики-гуманисты окрестили «калейдоскопом человеческих мерзостей». Его карьера закончилась скандалом: автора обвинили в том, что сцены массовых убийств в фильме «Прощай, Африка» сняты по команде «мотор». Джонатан Литтелл, похоже, из той же творческой породы, что и Якопетти. В «Ад Маргинеме» скоро выйдет его документальная книга о кадыровской Чечне («Чечня, год третий»), которая скандализирует общество не меньше, чем «Благоволительницы». Сопровождавший Литтелла в Чечне фотограф «Магнума» Томас Дворжак мягко высказался о своем компаньоне, что тот большой искатель приключений на свою и чужую голову. Оказаться с таким типчиком в чрезвычайной ситуации — то еще удовольствие.
О том, что документальная основа «Благоволительниц» (автор не поленился перелопатить архивы Восточного фронта, собрать свидетельские показания, факты и цифры) противоречит литературной «подкладке» романа, много писали в европейской прессе. Джонатан Литтелл изрядно озадачил литературоведов, смешав в своем романе стилистически разнородные традиции. Это плутовской по форме роман, где сцены насилия изложены то в китчевой манере, то оправданы избыточностью барочного карнавала. Пафос античной трагедии — злой рок правит миром — изрядно снижен фрейдистской мотивацией главного героя (какой может быть личный мотив у героя трагедии?). Еще больше запутывают читателя отсылки к русской романтической традиции — к Лермонтову и его «Герою нашего времени». Привычные к трансгрессивным литературным опытам французы трут лбы, столкнувшись с очевидной пародией на сартровский экзистенциализм.
Одним словом, Литтелл создал идеальную мишень для литературной критики: для хулы и лести в романе можно найти повод. Интересно другое: почему этот неполиткорректный роман со смешным до неприличия финалом (особенно в контексте того, что читателя на пути к нему ожидает кошмарный сон длиной в тысячу страниц) пришелся по вкусу непрофессиональному читателю. Миллионный тираж в одной только Европе говорит о том, что «Благоволительниц» почитали не только университетские профессора. И дело тут не только в нетривиальном подходе к теме холокоста.
Роман Литтелла вышел во Франции в 2006 году. За год до этого парижские улицы полыхали во время арабских волнений. Это был переломный год: начало конца мультикультурной Европы.
В 2005-м многие французы в одночасье вылечились от «алжирского синдрома». Либеральные интеллектуалы потеряли дар речи. Автор «Благоволительниц» ни в коей мере не специалист по национальному вопросу. Очевидно, что он не слишком высокого мнения о человеческом роде как таковом. Не стоит покупаться на его парадные интервью: под декларацией о правах человека Литтелл точно не подпишется. Но в своем романе он очень близко подобрался к сути самой Истории, которая обрушивается на людей вопреки всем конвенциям и заверениям Фукуямы. Перед ее лицом люди теряют право на жизнь и право «не убивать».
Современный человек, по Литтеллу, мало чем отличается от героя античной трагедии, лишенного индивидуальной судьбы. Из всех мотиваций в момент угрозы личной безопасности сохраняются лишь самые примитивные — те, что описал Фрейд. Включенный в поток истории человек лишается индивидуального выбора: впрочем, его иллюзию он может сохранить при себе. Стихия массовой истерики — вот что интересует Литтелла и в чем он точно знает толк. Во всяком случае, он прекрасно проследил ее генетическое родство и с энергией народного карнавала, и с жестокостью спонтанного бунта, и с вульгарностью групповых оргий. А на вопрос, каков выход, дал весьма неутешительный ответ.