Рецензии
Черное на коричневом
Черное на коричневом
В романе Джонатана Литтелла «Благоволительницы» дается слово нераскаявшемуся офицеру СС
28 декабря 2011, 20::30
Текст: Кирилл Решетников
Это один из тех случаев, когда превращение странного литературного эксперимента в сенсацию просто неизбежно. Роман о холокосте, написанный от лица офицера СС, да еще огромный, да еще принадлежащий перу американца и сына эмигрировавшего из России автора шпионских романов. Причем писать «Благоволительниц» Литтелл начал в Москве.
В отличие от многих зарубежных прозаиков, впервые представляемых отечественному читателю, Джонатан Литтелл – вовсе не титулованный современный классик, чьи многочисленные хрестоматийные романы наконец-то нашли путь в Россию и отныне будут сыпаться на нас как из рога изобилия. 44-летний американец, проведший детство во Франции и окончивший Йельский университет, в качестве беллетриста известен едва ли не исключительно «Благоволительницами», впервые опубликованными в 2006-м и отмеченными Гонкуровской премией (если не считать предшествовавшего им раннего фантастического романа, который самому автору кажется неудачным).
Другое дело, что Литтелл – фигура для России небезынтересная хотя бы уже в силу своего бэкграунда, в том числе и писательского. Сын автора шпионских романов Роберта Литтелла и потомок евреев, эмигрировавших из России в США в конце XIX века, он провел много времени в Москве, где и начал писать свой гигантский текст об офицере СС. Кроме того, в 2009 году он побывал и на Северном Кавказе, результатом чего явилась книга «Чечня, год третий» – довольно спорный очерк о Рамзане Кадырове и современном состоянии вверенной ему республики. Наконец, перу Литтелла принадлежит еще не переведенное на русский исследование о российских службах безопасности, функционировавших в 1990-х и первой половине 2000-х. В общем, при встрече с молодым гонкуровским лауреатом нашему соотечественнику будет о чем с ним побеседовать, даром что Литтелл, говорят, субъект не очень-то общительный.
Какой оценки заслуживает экскурс Литтелла в историю российских силовых структур, неизвестно. Но вокруг исторического аспекта «Благоволительниц», где некоторым образом отражены события Второй мировой, сломано множество копий. Английские и французские критики, чья реакция на роман была в основном восторженной, хвалили Литтелла за точность и информативность, в то время как The New York Times отзывалась о тексте с негодованием, обвиняя романиста в спекуляции на теме холокоста.
Эту книгу критики уже признали лучшим переводом года (фото: admarginem.ru)
Собственно, выяснение того, насколько Литтелл точен в деталях, требует отдельной большой работы. Однако в любом случае ясно, что эта книга, в которой обстоятельно описываются похождения вымышленного эсэсовца, не является историческим романом в традиционном смысле. Да и ни в каком смысле, пожалуй, не является, несмотря на то что некая канва, состоящая из хорошо известных эпизодов военной истории, здесь присутствует. С чем же в таком случае мы имеем дело?
Герой «Благоволительниц» Максимилиан Ауэ – сын немца и француженки, однозначно выбравший немецкую идентичность и нацистскую идеологию, изысканный интеллектуал, юрист с дипломом и знаток древних языков. С педантизмом, достойным лучшего применения, он описывает действия войск СС на Украине, в Крыму и на Кавказе, рассказывает кое-что о том, что увидел в последние дни Сталинградской битвы, и сообщает массу сведений о работе концлагерей. Сам он в основном ограничивается ролью наблюдателя и административными функциями, однако все же участвует в расстреле евреев в Бабьем Яру. Первоначально он не планирует лично участвовать в «окончательном решении еврейского вопроса», однако судьба как бы подталкивает его к дверям пекла: сначала Максимилиана завербовывают в осведомители, а потом сложные перипетии с участием хитрого приятеля-покровителя не оставляют интеллектуалу другого пути, кроме как в СС.
#{interviewcult}Все это сопровождается огромным количеством образцово-показательной «чернухи». За плечами Ауэ – инцест (связь с сестрой, напоминающая о себе эпизодическим появлением двух неприкаянных детишек), а также матереубийство (идеализируя пропавшего отца-немца и воспринимая в штыки брак матери с французом, Максимилиан в конце концов прикончил и ее, и ненавистного отчима). Кроме того, заработав жесточайший маниакальный комплекс на почве запретной любви к сестре, Ауэ становится гомосексуалистом, что осложняет его жизнь в Рейхе (где мужеложство, как известно, было под запретом). Под форму оберштурмбанфюрера Максимилиан надевает женское белье.
Ауэ – фигура, помещенная в довольно крепко скроенные исторические декорации, но при этом откровенно условная и слишком символическая. Более того, взаимодействующий с этой фигурой муляж реальности по ходу повествования как бы разрушается, заменяется фантомами, культурными аллюзиями и метафорами, и становится видно, что эта литературно-игровая стихия подходит персонажу гораздо больше. Скрытым и явным реминисценциям несть числа, причем особое внимание Литтелл уделяет русской литературе: один из эпизодов явно воспроизводит сюжет лермонтовской «Княжны Мери», а важный диалог Ауэ с пленным советским комиссаром прямо отсылает к похожей сцене из «Жизни и судьбы» Василия Гроссмана. В общем, это даже не роман о войне, а в лучшем случае интеллектуальная фантазия на тему войны, причем фантазия довольно сомнительного свойства как в плане идеи, так и в плане исполнения.
Одним из стимулов к написанию «Благоволительниц», по словам самого Литтелла, стала увиденная им фотография казненной Зои Космодемьянской, «превращенной в икону советской военной пропагандой». Литтелл, очевидно, вознамерился что-то изменить в дискурсе о войне, взглянуть на нее с неконвенциональной стороны. Основная идея заключалась в том, чтобы, вопреки сложившейся традиции, дать слово не жертвам, а палачу. И действительно, слов Ауэ-рассказчик произносит невероятно много. Он рассуждает о сакральных истоках нацистской идеологии и рефлексирует над своей ролью в неудавшемся проекте, при этом нисколько не раскаиваясь. И, конечно, прозрачно намекает на то, что немцы и русские в роли убийц и разрушителей стоили друг друга, причем русские-то, пожалуй, вели себя даже и пооткровеннее. И что, спрашивается, оставалось делать немцам, имея в соперниках таких русских?
Все эти мысли принадлежат не автору, а негодяю-персонажу, так что спорить тут вроде бы бессмысленно. Однако фигура Ауэ выписана так, что в какие-то моменты эсэсовец перестает быть исчадием ада и становится не лишенным привлекательности декадентом, философом, чудаком с творческими наклонностями и едва ли не романтическим героем – недаром Литтелл умудряется запараллелить его с Печориным. Если это такая игра, то смысл ее не совсем ясен. Если это акт «чистого искусства», то уж слишком вопиюще выглядят на его фоне реальные и отнюдь не фантасмагорические пятна крови и грязи. А может быть, это просто такая карикатура на эстета-гитлеровца Эрнста Юнгера? Так или иначе раздающимся с разных сторон утверждениям об историчности и величии этой книги верить не следует.
Текст: Кирилл Решетников