Рецензии
Попс-мафия. Ugar в тесном литературном строю
НГ-Ex Libris o последней книге Сергея "Паука" Троицкого
лавный недостаток этой книги в том, что автор петляет в лабиринте собственных художественных идей и средств, не замечая, как его текст переходит в разряд литературы. Да, «Ugar…» наполнен вполне ожидаемыми от Сергея (Паука) Троицкого байками: подруга идет расплачиваться на заправке на Рублево-Успенском шоссе и пристает к сидящему в кафе с женой богачу. Паук выходит из машины ее забирать (на ней почти нет одежды) и говорит – это он так извиняется: «Вот видите! Тащемта, для истинной СНЕГУРКИ нужен только колпак, туфли, мобильник и чулки на поясе…» Уводя подругу, невольно подслушивает: «–Ты слышала, что сказал Паук? Одни туфли и чулки! А ты всю жизнь с меня шубы и бабло тянешь! – Ах, значит, так ты меня любишь!? Да Паук твой отпетый фашист и сатанист! Ну и езжай к его голым шлюхам! – Да и поеду!» Первый слой книги – рассказ о череде новогодних вечеринок, организатором которых посчастливилось стать Пауку. Но есть и второй слой, и третий. Паутина сплетена крепко.
Угарные описания меняются несколько необузданной публицистикой, в которой автор прямо описывает коррупционные механизмы, которые используют – как бы вы думали? – монстры нашей эстрады. А частота и сила воздействия монстров гораздо эффективнее дорогих политтехнологий. При этом Паук хорошо понимает, о чем говорит. «Писать о ПОПС-мафии – дело неблагодарное и бесполезное, того и гляди могут обвинить в зависти, лузерстве, никчемности или экстремизме…» Цеховая публицистика ведет к философской: «Вооруженный налет на банк более безопасное предприятие, чем коррупционная схема, – всегда находишься у кавото на крючке!» После бурных праздников автор отправляется в деревню, там на него находят размышления, меняется стиль, приближаясь, может быть, к эссеистике Вячеслава Пьецуха – Тверская земля, что ли, тому способствует? «Мне иногда кажется, что русский человек не только не способен приобретать дикие капиталы, но даже и расточает их как-то зря и безобразно». Но и в деревне настигает сюрреализм, видения апокалипсиса, кольцующиеся с началом и – парадоксально – с будущим: «Теперь, когда в июне 2012 года я лечу на воздушном шаре, а под нами целые города проваливаются в ад преисподней…»
Основная забота автора – успеть реализовать задуманное и не исчерпать свои возможности раньше срока. Паук валит и топчет мир, так много обещавший, уж простите за пафос, нынешним 40-летним и так пошло над ними насмеявшийся. В обстановке массовой обработки сознания он идет на сознательное технологическое поражение – музыкальное и идеологическое, выступая словно бы рыцарем печального образа. Но то, что он говорит, актуально не только для ностальгантов. Прямоты выражений, отсутствия ложной самоцензуры и прочего жеманничанья у Паука все еще не отнять.
Сергей Шулаков, 05.07.12