Рецензии
Выбор Игоря Гулина: "Бобо в раю"
Вышедшая в Америке в 2000 году книга журналиста Дэвида Брукса "Бобо в раю" — довольно важная точка в самосознании некоторой части современного западного общества. Не потому, что это какое-то глубокое исследование или удивительное откровение. Вовсе нет. "Бобо" — типично журналистская, поверхностная социология, но Брукс если и не открыл новый класс, то точно первым дал ему название.
Смешное словечко "бобо" означает "богемные буржуа", bourgeois bohemians (в английском меньше понятно, что тут существительное, а что — определение). Богема и буржуазия всегда находились в состоянии тихой (или не очень тихой) войны, неразрешимом ценностном конфликте: свобода против успеха, искренность и правила, природа и машины, приличия и эпатаж. Подобных дихотомий можно построить десятки. Примерно так было с конца XVIII века, когда две эти общности стали похожи на то, как мы их себе представляем, и так было почти до конца века XX. Но в последние десятилетия, по мысли Брукса, это противостояние закончилось. Появился новый класс, для которого интеллектуальные ценности и богемные вкусы оказались совместимы с буржуазной установкой на успех, социальный и финансовый. Постепенно этот класс стал главной движущей силой западного общества.
Брукс описывает историю бобо на примере Америки — как они вытесняли старомодную аристократическую элиту WASPов (White Anglo-Saxon Protestant), как повлияло на их расцвет изменение университетской политики в 1960-х, как структура крупного бизнеса постепенно становилась все более ориентирована на интеллектуалов, а свободолюбивые ценности поколений битников и хиппи становились частью мейнстрима. Читать обо всем этом любопытно — но скорее как бы со страноведческой точки зрения. Впрочем, Брукс описывает и само устройства мира и сознания бобо — его одновременную тягу к духу и к быту, изысканную лицемерность и застенчивое великолепие.
Тут, конечно, возникает вопрос о той точке, откуда ведется разговор. Брукс пытается смотреть на бобо немного снаружи, но одновременно полностью этому классу принадлежит. Он разоблачает "новую элиту", но — как принято в книгах о несовершенстве аристократов — на самом деле восхищается ей. Его работа — и ехидная критика, и вполне серьезная апологетика бобо. "Да, они нелепы, нечестны с собой, их мир построен на подтасовках и договорах с совестью, но зато смотрите — у них же правда все очень хорошо и красиво получается". Брукс, в общем-то, не тот автор, чтобы эта двусмысленность обрела у него самостоятельную ценность (не Ивлин Во, условно говоря), так что от нее волей-неволей испытываешь смущение. Особенно если понимаешь, что все это имеет к тебе некоторое отношение.
Конечно, те, владеющие миром или уверенно идущие к тому элегантные и сознательные бобо, которых описывает Брукс, в России если и есть — то это какой-то совсем крохотный слой. Но сама структура подобной жизни — контркультурного конформизма, изящного потребления, возмущенного попустительства — она очень хорошо нам знакома. Хипстеры российских крупных городов, люди, обозначаемые чудовищным словосочетанием "креативный класс", закономерным образом будут смотреть в эту книгу как в зеркало. Они — не бобо, но их младшие братья, возможно — бобо будущие. И работа Брукса сейчас переведена именно для них. Что они будут испытывать, гордость или отвращение, не очень понятно. Кажется, должны бы второе. Но книга Брукса не дает никаких рецептов, не говорит, как уйти от этой уютной и лицемерной модели. В этом смысле она хотя и забавное, но довольно депрессивное чтение.
Игорь Гулин, 26 июля 2013