Пресса
Интервью с "Адольфычем" Нестеренко в украинский еженедельник "2000"
Владимир «Адольфыч» Нестеренко: «Писать мелодрамы невыносимо скучно и стыдно, поэтому у меня и герои необычные, и героини с придурью»
Обратиться к теме русской литературы и к писателям, которые создают ее сегодня на Украине, меня побудили три обстоятельства. Первое из них связано с ощущением второсортности, возникшим у меня, когда я брал в руки романы «модерних українських письменників». Я, например, три месяца подряд по вечерам заставлял себя читать роман Юрия Андруховича «Дванадцять обручів», но из-за невыносимой скуки и примитивности его не смог продвинуться дальше сотой страницы. У этого представителя «станиславского феномена»* литература зачастую подменялась стереотипной антимоскальской публицистикой — например, насильник в Галичине оказывался заезжим москалем, коммунистом и бывшим советским офицером. Чтение романа в итоге я забросил.
И вот тогда подумал: «А вот интересно — пишутся ли в современной Украине художественные книги на русском языке?» Короче говоря, есть ли у нас русские писатели? Кроме Андрея Куркова, супругов Дяченко и Генри Лайона Олди, ничего на ум не приходило, а в газетах и журналах я не находил на интересующую меня тему ни интервью, ни рецензий.
Вроде уже стал забывать о поставленной перед собой цели, как в конце прошлого года Украина внезапно открыла для себя творчество русского писателя Михаила Елизарова, получившего одну из самых престижных российских литературных премий — «Русского Букера» — за 2008-й за свой последний роман «Библиотекарь». Из его интервью украинским СМИ выяснилось, что он наш соотечественник — родился в Ивано-Франковске, потом вместе с родителями переехал в Харьков, — и вообще гражданин Украины, хотя долгое время жил в Германии, а сейчас постоянно проживает в Москве.
Мало того, оказалось, что у него радикально антиоранжевый, антинационалистический настрой. При этом Елизаров не стесняется зпризнаваться в любви к СССР и в том, как ему не хватает советской Родины. На страницах «2000» Владимир Корнилов цитировал в своей статье («Три шкуры с Родины»; № 12 (454), 20—26.03.09) его знаменитое «просоветское» высказывание из «Библиотекаря»: «Союз знал, как сделать из Украины Родину. А вот Украина без Союза так и не смогла ею остаться». Это стало вторым обстоятельством.
А третье связано с истерической кампанией в «оранжевых» СМИ в первой половине этого года (о ней писал в той же статье Корнилов), когда Россию обвиняли в массовом выпуске «подрывной и антиукраинской» литературы (художественной и публицистической). Правда, авторами произведений, объявленных таковыми, оказались самые что ни на есть украинские граждане — Федор Березин из Донецка, Глеб Бобров из Луганска и др. Напомню, в их романах-антиутопиях описывались войны на территории Украины — то ли гражданские (условно говоря, между нацыками и пророссийски настроенными силами), то ли пророссийских настроенных военных с оккупационными контингентами стран НАТО.
«Интересно, — подумал я. — А если бы Елизарову не дали премию и «оранжевые» не подняли бы крик по поводу антиутопий, изданных в российских издательствах, то ни я, ни мои русскоязычные сограждане не узнали бы, что, оказывается, русская литература и русские писатели на Украине есть. Просто никто о них не знает, так как о них не пишут центральные газеты». Вот поэтому и решил предложить «2000» серию интервью с русскими писателями — украинскими гражданами, расспросив их обо всем на свете, — начиная от эстетических пристрастий и заканчивая политическими взглядами, чтобы читатель получил о них разностороннее представление.
Для начала мы решили предоставить слово писателю с необычной судьбой — Владимиру «Адольфычу» Нестеренко. Ему 45 лет, он киевлянин. Близкие, друзья и рецензенты называют его просто — Адольфыч. Парадокс: под этим «ником» его очень хорошо знает литературная и читающая Россия, по его сценарию русские и американцы сейчас снимают фильм, но у себя на родине он практически неизвестен.
Писатель многое о себе скрывает, прежде всего свою настоящую фамилию и свое лицо. Нестеренко — псевдоним; Адольфыч воспользовался фамилией кого-то из родственников (один из Нестеренко, как рассказал мне сам Адольфыч, был расстрелян в 1937-м как деятель Украинской автокефальной церкви). А имя и отчество — настоящие. Адольфом его отца, будущего киевского врача-психиатра, назвали в честь друга дедушки — немецкого антифашиста, с которым тот вместе воевал в 30-х в одной из интербригад в Испании, куда был направлен как пехотный офицер Красной армии советским правительством в помощь республиканцам.
Как выглядит писатель? Его лица вы не найдете ни в интернете, ни в бумажных СМИ. Он всегда фотографируется в лыжной маске. Почему? Некоторые утверждают, что это связано с его криминальным прошлым (да-да — в 90-х он был обычным киевским рэкетиром). Мол, у Адольфыча из-за этого есть причины скрывать свою физиономию. Сам же писатель в этом интервью по-другому объясняет эту свою блажь.
По образованию Нестеренко — экономист. Писать рассказы начал еще в 1989-м; правда, в 1990 году прекратил в связи с переориентацией с литературной на криминальную деятельность. В конце концов получил срок. В 2001-м освободился по амнистии, после чего в течение нескольких месяцев находился под надзором милиции и должен был по вечерам сидеть дома. От скуки и от нечего делать стал осваивать компьютер, установил интернет. Прочитав как-то несколько рассказов на криминальную тему, подумал: а почему бы и ему не изложить свои истории в письменном виде?
Написанное — рассказы и сценарии — вывесил в интернете. Где они и провисели до тех пор, пока на сценарий «Чужая» не наткнулся московский журналист Георгий Мхеидзе и не порекомендовал его престижному московскому издательству Ad Marginem. В 2006—2008 годах там вышли две книги Нестеренко — «Чужая» и «Огненное погребение». Первой заинтересовался генпродюсер Первого канала Константин Эрнст. Он решил в качестве сопродюсера снять фильм по сценарию Адольфыча. Сказано — сделано. Позже к Эрнсту присоединилась знаменитая голливудская киностудия «20-й век Фокс».
Снимает фильм известный режиссер и клипмейкер Антон Борматов, который стал известен публике благодаря своим сериалам — мистическому «Хиромант», криминальным «Убойная сила-6» и «План Б» (он также снимал клипы российским поп-группам, например «Мумий Троллю»).
События в «Чужой» происходят в 1993 году. Криминальный авторитет Рашпиль посылает в Чехию четверых своих подручных с заданием найти и привезти на Украину девушку по кличке Чужая — сестру киллера по прозвищу Бабай. Тот задержан милицией и может дать невыгодные для Рашпиля показания. Последний рассчитывает, что, захватив Чужую, заставит ее брата молчать. Она же сначала устраивает с посланцами авторитета кровавую баню в Чехии, потом с помощью интриг ссорит между собой «рашпилевцев», которые в итоге перестреляли друг друга, а затем возвращается на Украину с планами мести.
«Огненное погребение» — также криминальная драма.
В России рецензии на книги писателя самые благоприятные. Его называют «Тарантино из Киева» и «современным Сергеем Довлатовым». Им восхищаются такие ведущие российские критики, как Лев Данилкин, Виктор Топоров, Владимир Бондаренко, а также культовый русский писатель Захар Прилепин. Действительно, в умении лихо и интересно выстроить фабулу, держать читателя в напряжении и создать образ бандита 90-х в подчас комических ситуациях Адольфычу нет равных.
О кино, Константине Эрнсте, российских литературных премиях и французских тюрьмах
— Адольфыч, этой осенью, если не ошибаюсь, должна была состояться премьера российско-американского фильма «Чужая», снятого по вашей книге. Что Константин Эрнст говорит — когда и где это произойдет?
— Не могу дать исчерпывающий ответ, поскольку производство фильма перешло из области идей и исполнения в область числовых значений. Числовыми значениями занимаются продюсеры, а я даже не режиссер — всего лишь автор книги и сценария.
— А вам хотя бы сам фильм показывали?
— Да, я видел отснятый материал. Не весь и не окончательный монтаж, но видел достаточно — где-то 1 час 20 минут отснятого материала, из него должно выйти 40 минут фильма. У меня возникают по этому фильму вопросы, но тут нужно понимать, что Борматов — более современный режиссер и у него свое видение.
Может быть, так лучше для коммерческого проката фильма. Конечно, возможно, для меня было бы лучше, чтобы «Чужую» снял тот же режиссер, что и «Пророка» (фильм французского режиссера Жака Одиара, завоевавший популярность в Каннах и выдвинутый в этом году на «Оскара». — Прим. ред.), в дальнейшем я буду стремиться не связываться с создателями музыкальных клипов и сериалов и вообще с «попсовиками».
Что снято в итоге — мне не вполне понятно. Трудно сказать, чем закончится операция на сердце, если пока только вскрыта грудная клетка, да и этот факт ты видишь не напрямую, а через камеру, установленную в операционной.
— Ну, а актеры и их игра понравились?
— Кого понравилась, кого не очень. Известных актеров в фильме мало, но, например, Рашпиль с Шустрым — хорошие актеры. Чужая же похожа на Алису Селезневу, вступившую в банду, — представляю, как на нее будут люто мастурбировать в лагерях, если дело дойдет до показа по телевизору.
— Я так понимаю, что фильм повезут на фестивали, и не только на российские. Вы для этих мероприятий смокинг, трость и канотье себе уже купили?
— Трость мне не нужна, стараюсь ходить на своих двоих, кроме того, трость и канотье — это атрибуты Паниковского, я же рос в те времена, когда Крещатик на Т-образном перекрестке с Прорезной уже переходили по подземному переходу. Смокинга у меня нет, надеюсь воспользоваться чьим-нибудь запасным, например Константина Эрнста, размер может подойти.
— Интересно, а что Константин Львович говорит — успех будет большим и шумным?
— Эрнст, в отличие от разных прочих, находится на своем месте и занимается своим делом, поэтому не говорит ничего о фильме, который пока даже не смонтирован.
— Фильм будет демонстрироваться и в Америке. Какой реакции ждете от Тарантино, Родригеса и тамошних бандитов и мафиози?
— Мнение Брокколи, режиссера ранней Бондианы, было бы мне интереснее, чем оценки Тарантино с Родригесом: он все-таки итальянец, близкий к классическому итальянскому кино, да и вообще повыше классом. Жаль, он умер.
Мнение же тамошних бандитов и мафиози не следует принимать во внимание — они, как правило, малообразованны, росли в гетто и не отличают катарсиса от кошториса. Думаю, что все они (в том числе и Тарантино с Родригесом) заняты своими делами и им не то чтобы совсем начхать... но где-то рядом.
— Чем, по-вашему, отличается образ русского бандита, созданный современным российским кинематографом, от образов американского гангстера и сицилийского мафиози, сотворенных Голливудом?
— У современного киношного русского бандита страшная рожа. Иностранные кинобандиты, даже с пугающими кличками типа «Лицо со шрамом» и т. п., в целом посимпатичнее. Но если у отечественного кинобандита не страшная рожа, то он больше похож на «голубого», играющего бандита, причем безуспешно.
— Почему в этом году не издали книгу? Выходили только журнальные публикации.
— Последние два года осмысляю и переосмысляю. Этим отличается писатель от журналиста. Журналисту осмыслять некогда, он больше похож на чайку соловецкую, в которую быстро входит и еще быстрее выходит. А писатели часто мучатся творческими запорами. На самом деле я вполне себе занят в кинематографе, вот только что закончил художественный текст к фильму «Пророк» для российской кинокомпании «Вольга», смотрите в кинотеатрах с 15 сентября. Это, правда, в России, но, возможно, дойдет и до наших палестин.
— Вы рассказывали в СМИ, как вами заинтересовались американские продюсеры, а вот как французские — еще нет.
— Французы вышли на меня через «Вольгу», которая меня и наняла. Русский подстрочный перевод этого фильма был, но от меня требовалось написать новые диалоги, чтобы герои заговорили на адекватном языке.
— Это что-то вроде гоблинских переводов?
— Нет-нет. Гоблинский перевод — это достаточно вольное обращение с первоисточником. У меня же ситуация другая. Во французском фильме действие происходит в тюрьме, где сидят, естественно, тамошние уголовники. Помимо собственно французов, часть заключенных — корсиканцы, другая — арабы. Все они говорят на своих языках.
Русского зрителя мало интересуют проблемы арабских бандитов во французских тюрьмах. Поэтому у меня арабы превратились в азербайджанцев, корсиканцы — в армян, а охрана — в наших, в хохлов. Помните, как в известном романсе поется: «ВОХРа нас окружила, «Руки вгору!», — кричат». Видите, не «руки вверх!», а «...вгору». Это ж не на пустом месте появилось.
Работалось мне прекрасно над адаптацией диалогов и с прекрасными профессионалами. Мне вообще в Москве лучше работается, чем с нашими, потому что у наших вечно какие-то непонятные проблемы. Мы с заказчиками договорились, что они тонко будут балансировать, как говорится, «на грани разжигания». В России нельзя злоупотреблять и заострять проблемы азербайджанско-армянско-таджикских и т. д. отношений: ст. 282 УК РФ — «возбуждение национальной вражды». Понимаете, люди потратили на адаптацию фильма деньги и не хотят, чтобы его закрыли сразу после премьеры.
— А что-то для книжного издания готовите?
— Сейчас материала поднабрал, сяду, пожалуй, писать детскую книгу о мальчике, который подружился с ягненком, теленком и козленком; называться будет «Кошерные товарищи».
— Почему название такое? Это что — шутка?
— (Смеется.) Потому что дважды мне не дали премию «Национальный бестселлер» (престижная литературная премия в России. — Прим. ред.), а учитывая, что основной контингент литературоведов в жюри именно из «кошерных товарищей», я и решил дать такое название. Чтобы хоть в лонг-листе премии покрасоваться.
— Но ведь у вас в России самые благожелательные рецензии, начиная с либерального «Коммерсанта» и заканчивая патриотической «Завтра». Я вообще за все эти годы не нашел ни одной отрицательной. Почему же тогда вас обходят стороной «Русский Букер» и «Национальный бестселлер»?
— Потому что нужно жить в России, тусоваться там, «ходить на показы», мелькать в прессе — и тогда дадут. Там какая логика: сегодня мы ему премию дали, завтра введем в жюри, а там он отдаст свои голоса еще кому-то — и т. д.
Первый раз мне не дали премию (за «Чужую») из-за «Дня опричника» Владимира Сорокина. Но здесь я согласен — не эстетически, разумеется, а из соображений целесообразности, потому что эта книга была нужна России больше, чем моя.
Ну а второй раз, с «Огненным погребением», — это уже интриги, причем весьма примитивного характера, типа «отдам свои голоса абсолютно левым авторам, лишь бы не этому — потому что те мне не конкуренты, а этот — конкурент». Тем более там существует практика присутствия в жюри премии автора, чья книга также номинируется на премию, — анекдотическая практика, как по мне. Поэтому в третий раз я хотел бы над ними немного подшутить.
— Никто не вызвался экранизировать «Огненное погребение»?
— «Огненное погребение» давным-давно — через неделю после выхода книги — продано для экранизации, но экранизировать собирались как сиквел к «Чужой», что-то вроде «двадцать лет спустя», так что пока рано об этом говорить.
— А кто купил?
— Продюсерское агентство «Инмоушн». До этого они купили «Чужую». Эта компания-посредник сначала выкупает книгу у автора, а потом начинает ее «пристраивать», потому что сама снять фильм не может.
Мне с ней проще иметь дело. Понимаете, у Эрнста 15 заместителей, а у них еще свои замы. Кроме того, в здании в Останкино, в котором они сидят, есть бюро пропусков и самое главное — магнитная рамка с милиционером на входе. У милиционера автомат, память о 93-м годе. И как только начнешь проникать — тебя отправляют в бюро пропусков, а там сообщают, что на вас, мол, пропуск не заказан. Звонить же надо заместителям. То есть это такая ситуация, когда мэйджоры оградили себя от всего, и продуктивнее иметь дело с мелкими людьми, чем с крупными.
— Когда все-таки начнутся съемки «Огненного погребения»?
— Было решено, что сначала выйдет «Чужая», а потом «Инмоушн» предложит «Погребение», и в течение года фильм снимут. Но на съемки «Чужой» наложился кризис. Начинали снимать, когда был экономический бум, а тут все вдруг начали считать деньги, экономить и все такое.
О женской доле, демонических девушках и колдуньях
— В ваших книгах женщина предстает в трех ипостасях: либо она жлобиха-провинциалка, либо проститутка — отставная стриптизерка — алкоголичка, либо ведунья-колдунья-ведьма, в конце концов одерживающая верх над своими врагами. Первые две олицетворяют в общем-то поражение. Третья (по большому счету) — победу. По-вашему, женщина должна обладать сверхчеловеческими способностями, чтобы успешно противостоять миру мужчин?
— Понятие победы у мужчин и женщин несколько различается. Например, мужчина считает, что одержал победу над женщиной, если уговорил ее вступить в связь. Женщина же считает, что одержала победу над мужчиной, если ее уговорили вступить в связь, потому что прямо хватать мужчину за репродуктивный аппарат и тащить куда-либо — это низкий класс исполнения.
Если бы я писал на эту тему, то, скорее всего, издавался бы под псевдонимом Виктория Грехова, в мягких обложках, «за три года я написала 40 килограммов книг!». От себя — от Адольфыча — писать в таком ключе невыносимо скучно и стыдно, поэтому у меня и герои необычные, и героини с придурью.
Что до того, как женщине выжить в мире мужчин, — лучше всего выйти замуж или, например, хорошо учиться в школе и вузе... Рецептов много. Откройте в своей газете колонку «За жизнь с Владимиром Нестеренко» — буду отвечать на письма читательниц, рассказывать, как выжить в мужском мире вагинальному украинцу.
— А в жизни вам встречались женщины с такими сверхъестественными способностями (дар предвидения), как цыганка Люба из «Огненного погребения»?
— Встречались всякие. Была знакомая — завязавшая западенская ведьма; много рассказывала, особенно по пьяни. И способности у нее были. По крайней мере к ней никогда не приставали гопники на улице, несмотря на то что она была высокая красивая блондинка с пятым размером бюстгальтера, а скиталась по съемным квартирам, например на Лесном. В напряженных ситуациях она представляла себя жирафом и с этакой жирафьей улыбочкой проходила мимо толпы. Говорила, что жирафов никто не обижает. Но также могла проклясть случайного человека, причем так страшно и с такими речевыми оборотами, что у меня последние волосы дыбом становились.
— И с такими унтерменшами, как Чужая, которая покрошила «всю бандитскую рать», тоже контактировали? С кого писались образы ваших демонических женщин?
— Чужую тоже встречал, но частями. Та часть, которая кололась, воровала и вступала с мужчинами в случайные связи, не пересекалась с той, что убивала людей. Хотя и та, что убивала, присутствовала в моей жизни. А Чужая — из разных женщин. Впрочем, и Люба тоже.
— У Любы пропадает ее сверхъестественный дар после сексуального соприкосновения с мужчиной. По-моему, вы жестоки, когда ставите ее перед дилеммой: или счастье большой любви с мужчиной, или дар видеть. Прям как с Русалочкой: ноги вместо рыбьего хвоста дам, чтобы обрела человеческое счастье жить с любимым, но ходить будет больно, а значит, невозможно. Почему вы отказываете женщине в элементарном — в счастье?
— Основное условие любой духовной практики — половое воздержание, трансформация сексуальной энергии во все остальное, в силу. Поэтому всякая система, будь то признанная мировая религия или черное колдовство, требует воздержания и ограничения. А насчет Любы... Я не в счастье ей отказал. Я дал ей шанс вернуться к людям: старые колдуны и колдуньи — это уже не люди, да вот хотя бы на йогов посмотрите — разве это люди?
О сельских жлобах, еврейской истории и еврейских могилах
— Вы, как и Зощенко в 20-х годах прошлого века, говорите читателю: нормальных людей в нашей стране нет, не стройте, граждане, иллюзий: одни хари и рожи, одно сельско-мещанское жлобье. Если в человеке есть что-то стоящее и привлекательное, то он у вас всенепременно или бандит, или художник-шизофреник Хилько, убивающий свою мать, а потом гибнущий сам в тюрьме. И бандит тоже заканчивает, как правило, либо смертью, либо тюрьмой, либо прячется в норе. Откуда такой пессимизм, такое неверие в человечество, будто Луи-Фердинад Селин** — ваш отец?
— А что жлобье... Жлоб — это просто низшая стадия развития человека. После пары-тройки перерождений он сможет стать человеком. Ну, не сам, а правнуки его, если будут работать над собой и если повезет. Важно количество жлобов в обществе и в тех местах, где их быть не должно. К сожалению, в Украине это количество зашкаливает — и результат не заставит себя ждать, еще лет десять-пятнадцать...
_______________________________
** Луи-Фердинанд Селин (1894—1961) — французский писатель (автор романов «Путешествие на край ночи» и «Смерть в кредит», а также ряда памфлетов), за которым закрепилась устойчивая репутация человеконенавистника, циника, расиста и антисемита.
То есть для меня человечество — это те, кто научился летать в космос, опускаться на десять километров в океан, написал «Илиаду» или, допустим, «Мертвые души». А жлобы — это не человечество. Кстати, насчет «Мертвых душ»... А у Него — как, всюду приятные личности? Нормальные люди? Кстати, нормальные люди — это кто? Только космонавты? Или летчики тоже подходят, там комиссия строгая? Я в танковых служил — так вот, среди танкистов очень много ненормальных...
— В рассказах ваших, как правило, персонажи из евреев — это не демонические личности и подрывные элементы, как, например, у антисемитов, и не народ пророков и гениев, как у филосемитов, а обычные мелкие пройдохи и проходимцы. Единственный еврей «с человеческим лицом» — это бандит, получивший срок 15 лет и не вылезающий из карцера из-за того, что остается верен себе. Я так понимаю, «духовные внутренности» еврея вам как художнику неинтересны, он для вас всего лишь объект для сатиры? Как, по-вашему, кто и что такое сегодня еврей?
— Видимо, среди евреев, попадающих в поле зрения писателя, пишущего экшен на бандитскую тему, было больше проходимцев — нарушителей заповедей, дарованных народу Книги на горе Синай. Вообще для беседы на тему, кто еврей, а кто нет, и что из себя представляет сегодня еврей, следует немного почитать теорию.
Сначала Тору, Пророков и Псалмы, потом Талмуд, Ерусалимский и Вавилонский, Мишну, Гемару, пролистать Шульхан Арух или Киццур Шульхан Арух, если вам больше нравятся ашкенази, затем прочитать Книгу Творения, Книгу Зогар, других авторов (благословенной памяти), Мидраш опять же, как же без Мидраша, Агаду — и вот после этого начинать разговор. А так, без теории, — это разговор ни о чем, профанация.
Покойный Сергей Кузьминский (недавно умерший основатель группы «Браты Гадюкины». — Ред.) говорил о людях, разбивающих ломами еврейские могилы: «Ну не ты же его туда положил, так не тебе и памятник рушить». Я присоединяюсь к мнению уважаемого мною человека. Когда закончите чтение — сообщите, я пока завяз на Талмуде, никак не могу выучить, в каком году два месяца Адар.
О православии, русском надрыве, северорусских и южнорусских писателях
— Вы часто себя называете православным писателем. А к какому патриархату относитесь? Или вам все равно?
— Понимаете, какая ситуация. Относить себя к какому-то патриархату могут люди воцерковленные. Я же хотя и стараюсь соблюдать заповеди и не делать никому лишнего дерьма, но не живу церковной жизнью, поэтому патриархаты не играют для меня никакой существенной роли. Полагаю, что раз есть достаточно большое по европейским меркам государство Украина, то у него должна быть своя поместная православная церковь и деление на патриархаты давно пора прекратить.
— Как вы считаете, нужно ли ввести в обиход такое понятие, как «южнорусская литература», под которой понимаются произведения авторов, живущих на Украине, но пишущих по-русски? Можно ли Адольфыча назвать южнорусским писателем?
— Можно, если Николая Васильевича Гоголя признают северорусским писателем. Питер — это все-таки северный город. (Смеется.)
— А Сорочинцы и Миргород — это ж южные города?
— Ну, тогда он был сначала южнорусским писателем, а потом стал северорусским. Если его с таким титулом будут писать, то и я согласен стать южнорусским. Послушайте, но это ж бред сумасшедшего — ну какой еще южнорусский писатель! Писатель я, допустим, русский, но проживаю в Украине и пишу об Украине. Она у меня везде присутствует, Украина. Просто у меня нет этого русского надрыва.
Вот была такая русская рок-группа «Гражданская оборона» Егора Летова. У нас тут в Киеве она никому не нравилась, а в России была мегапопулярной. Стены всех русских городов были расписаны именами Летова и «ГО».
Так вот, этого надрыва, этого саморазрушения у нас никогда не было. Наши жесткие люди и те, которые в России, — это большая разница, и первые всегда уступают в жесткости вторым. Вот именно из-за этих различий менталитета я и не всегда могу назвать себя русским писателем. Поэтому мне и пришлось выдумать, что я писатель православный, чтобы этот вопрос: «какой я писатель — русский или украинский?» — закрыть.
О лыжной маске, роли писателя, интеллигентах и опять о сельских жлобах
— Почему вы не хотите светиться в печати — на своих фото всегда в маске?
— Все очень просто. Я вам это с помощью анекдота расскажу. Генерал милиции усматривает признак надвигающейся катастрофы в том, что «голубые», по его мнению, проникли на радио «Шансон». У него спрашивают: «Откуда вы это знаете?» Он отвечает: «Слышу!» Так и сейчас — артисты проникли всюду, все — фигуры пиара, мужчины делают себе уколы ботокса, еще какую-то фигню, носы подправляют.
Писатель же «торгует» мыслями, содержанием головы, а не лицом. Хочешь что-нибудь почерпнуть — читай его книги или смотри кино по его сценарию, а сам писатель не должен отсвечивать. Публичность приводит к несвободе.
Если меня станут изучать в школах или хотя бы в институтах — вот тогда пусть и вывешивают портрет, рядом с Гей-Люссаком и Ломоносовым — Лавуазье. А сейчас, во-первых, это нескромно, а во-вторых, ты автоматически становишься некоей медийной фигурой. Попадаешь в телевизор и следишь за каждым своим словом, чтобы тебя, если что-то не то скажешь, не выкинули оттуда, из телевизора. К славе привыкаешь быстро, а с тем, что она прошла, не можешь смириться всю жизнь. Я не хочу в этот процесс даже втягиваться. Это как с героином: я не буду делать первый укол — вдруг понравится.
— Единственного интеллигента, которого я нашел у вас в рассказах, постоянно порют, как Васисуалия Лоханкина, правда, стальными прутами и по пяткам. Неужели у нас такой упадок, как говорили в старину, образованного класса, что, кроме карикатуры и сатиры, он ничего не заслужил?
— В рассказах есть еще один интеллигент — сам рассказчик. Образованный класс бывает разный, раньше дипломы за сало покупали, сейчас — за деньги.
— Что, кстати, думаете о русской и национально-свидомой интеллигенции?
— В России меньше жлобов в тех местах, где жлобов быть не должно, например в культуре. Хотя, конечно, хватает жлобья во власти и в бизнесе. О национальной и особенно национально-свидомой интеллигенции высказываться не буду, и не потому, что не желаю наживать врагов, а просто из-за того, что не только не интересуюсь этим вопросом, но даже и думать об этом не хочу.
— Вот вы, эстет, не любите «селюков»...
— Нет, не в этом дело. Я не то что их не люблю... Я ж с ними вырос на Лесном массиве. У меня в классе половина таких было. Все они были киевляне в первом поколении. Я не то что их не люблю — просто считаю, что они занимают ненадлежащее место в нашем обществе. Их слишком много, и они слишком многое решают, а это приведет как минимум к потере Украиной своей государственности.
— А почему?
— Да потому что они неспособны учитывать ничьих интересов, кроме своих — мелких и сиюминутных. Это первое. Второе — это низкий интеллектуальный уровень. Несмотря на любой уровень образования, тупость селюка всегда себя проявит. Он никогда не вложит средств, чтобы что-то хорошее стрельнуло через десяток лет. Он хочет, чтобы это стрельнуло уже через год. К чему все это может привести через 10 лет, его мало интересует. К тому же он жлоб и никогда не согласится умереть ни за какие идеалы.
— В таком случае почему в 2004-м пошли на Майдан и поддержали самого главного украинского селюка, этого, из Хоружевки, который, как и ваши одноклассники, также киевлянин в первом поколении?
— Ну, на Майдан я, допустим, не пошел...
— Но морально-то поддерживали?
— Да, поддерживал. У меня много друзей и знакомых его поддержали. Что касается лично меня, то для меня Майдан был уничтожением милицейского произвола, который царил в стране.
Если в России жесткость законов компенсируется их ненадлежащим исполнением, то Украина — страна относительно России маленькая, поэтому у нас можно и жесткость ввести, и проконтролировать, чтобы это было исполнено. Для меня это воспринималось как уничтожение диктатуры. Вот посмотрите нашу ситуацию и ситуацию в России. Там сейчас то, что началось у нас при Кучме. Наследники-преемники, управляемый парламент и т. д., и т. п. — суверенная квазидемократия клептократов.
И к чему это может привести — к тому, что система рухнет, как это было при Горбачеве. Коммунистическая система работала, работала, работала, пока во главе ее не стал некомпетентный человек, а потом рухнула, потому что не умела самоочищаться. Я уже один раз пережил крушение империи, поэтому не хочу во второй раз переживать крушение, но уже Украины.