В ночном клубе
На стене подворотни, которая ведет в клуб «Борт», кем-то старательно выведена длинная надпись «Этот клуб - ебанический отстой!» А под ней еще какие-то слова. Их почти не разобрать. Но мы с Люсей внимательно вглядываемся и читаем: «Не ходите туда!» Читаем и все равно идем. В конце концов, нам же надо где-то провести вечер. У входа в клуб я замечаю своего старого знакомого, гомосексуалиста Сливу. Увидев нас с Люсей, он смущенно здоровается и быстро уходит.
- Чего это он? – удивляется Люся.
- Он мне денег должен.
Внутри, у лестницы нас останавливает охранник. Туловище в двубортном костюме. На правой руке у него перстень размером с кулак.
- Сумочку вашу, пожалуйста, - говорит он безучастно, обращаясь к Люсе и при этом глядя куда-то в сторону. В сумочке охранник-туловище роется очень долго. Я стою рядом и завистью слежу за тем, как он что-то достает оттуда, перебирает, разглядывает. Мне тоже хочется покопаться в Люсиной сумке. А вдруг я найду там записку от ее любовника с предложением бросить меня и бежать с ним в ночь? Или яд, которым ее снабдил тот же любовник с целью меня тайно умертвить? Я бросаю неприязненный взгляд на Люсю, а затем начинаю внимательно следить за движением рук охранника. Он непрерывно извлекает из сумки что-то новое и тут же кладет обратно. Так, думаю, помада…, значит. Что-то не помню у нее такой помады. Лак для ногтей, зеркальце, записная книжка (надо будет на досуге, когда Люся выйдет в магазин, полистать эту книжку). Далее – паспорт, сотовый телефон, пачка бумажных носовых платков, конфета и авторучка. Наконец, туловище разочарованно возвращает Люсе сумочку и отодвигается в сторону. Мы поднимаемся по крутой лестнице.
- Вам на второй этаж, - тихо произносит туловище в наши спины и тут же кому-то кричит: – Слышь! Щас вышибу тебя отсюда под сраку!
- Это не нам, - поясняет Люся.
Вечер явно обещает быть интересным.
Наверху мы проходим комнату с мигающими игровыми автоматами и оказываемся в зале, где стоят маленькие столики. Залов несколько. Почти все столики заняты посетителями. Вентиляторы в клубе не предусмотрены. В воздухе висит тяжелый запах дешевого пива и табака. Грохочет музыка. Это играет какая-то группа. Солистка надрывно голосит в микрофон, но ее заглушают ударные установки. Слов, слава богу, не разобрать: в клубе отвратительная акустика. Ищем спокойный уголок, откуда эту неандертальскую музыку не будет слышно, и где можно пообщаться. Но такого места во всем этом клубе нет. Люся мне что-то громко кричит на ухо. Из-за грохочущей музыки я не могу разобрать ни слова. К нам радостно приближается мой друг Митя Калугин. На голове у него пилотка, сделанная из газеты. В руке – пластиковый пол-литровый стакан с остатками пива. Я пытаюсь его познакомить с Люсей, но не слышу собственного голоса. Музыка, раздающаяся из динамиков, почти рвет барабанные перепонки. Закладывает уши и слегка подташнивает. Ощущение такое, словно сидишь в Боинге, когда он набирает высоту. Мы с Калугиным и с Люсей переходим на язык жестов и начинаем общаться при помощи пальцев: неандертальцам на сцене все-таки удалось превратить нас самих в неандертальцев. Музыканты внезапно перестают играть. Также внезапно, как и начали.
- Здесь есть место потише? – спрашиваю я Калугина. Он открывает рот, чтобы мне ответить, но не успевает. Музыканты снова начинают ошалело драть гитарные струны и бить в свои барабаны. Слова Калугина тонут в их грохоте.
- Митя говорит, - кричит мне в ухо изо всех сил Люся, - что на третьем этаже есть бар, где вроде бы тихо!!!
Выходим на огромную площадку перед сценой, где танцует полтора человека, и по лестнице поднимаемся на следующий этаж. Там дверь. За ней обнаруживается небольшое помещение. Стены обиты каким-то красным материалом, который вздыбливается огромными горбами. Видимо, это очень современно. Зато тут тихо. Усаживаемся за столик. К нам присоединяются Митины друзья, симпатичные молодые люди из Эстонии. Открываем меню. Цены в два раза выше, чем внизу. Похоже, администрация клуба приняла решение, что в тишине могут сидеть только те посетители, у кого есть деньги. Те, у кого их нет, в обязательном порядке должны слушать неандертальскую музыку.
Появляется официантка.
- С чужим пивом к нам нельзя, - сходу заявляет она Калугину, который поставил на стол стаканчик с остатками пива.
- Это не чужое пиво, - говорит Калугин. – Это мое. Я его купил на свои деньги.
Официантка игнорирует его шутку и умоляюще затягивает:
- Ребя-я-ята, меня оштрафуют.
- Ладно… - милостиво соглашается Калугин и залпом допивает пиво.
Мы все наперебой заказываем, кто – пиво, кто – водку. Потом сидим, разговариваем, и вскоре мне нужно отлучиться. Когда я подхожу к клубному туалету, то обнаруживаю, что надписей, удостоверяющих, что это дамская комната, а это мужская, на дверях нет. Я растерянно застываю, не зная, куда податься. Тут меня кто-то трогает за рукав.
- Вам – туда! – Девушка в белом платье гостеприимно показывает мне на левую дверь и добавляет: - Не беспокойтесь: там – мужчины, я там только что побывала.
Стены туалета на удивление чистые. Если не считать таинственной надписи «МЫ – КЕЛЬТЫ ! », оставленной кем-то на двери кабинки.
Потом я возвращаюсь к нашему столику. Все уже ведут оживленный разговор. Калугин начинает рассказывать, как его недавно забрали в милицию.
- Безобразие! – возмущаюсь я. – За что они тебя?
Калугин разводит руками и сообщает:
- В протоколе было записано: “Угрожал соседу по квартире холодным оружием и кричал «ты – покойник»”».
Друзья Калугина начинают смеяться. Все они приехали из Эстонии и, видимо, там такое происходит нечасто.
- А каким оружием? – деловым тоном уточняет один из них.
- Молодёжь! – раздается вдруг пьяный голос откуда-то слева. Там сидит мужик лет пятидесяти, весь взъерошенный с красной выпученной физиономией. Когда мы сюда зашли, он мирно спал, уронив голову на сложенные на столе руки. Спал, а теперь проснулся.
Мы, все старательно делаем вид, что не обращаем на него внимания. Но нашего пьяного соседа это, похоже, еще больше раззадоривает.
- Молодёжь, кому говорю! – повторно ревет он, обращаясь уже явно к нам. Мы по-прежнему притворяемся, что его не замечаем.
- Я не поял… куда говорю?! – не унимается пьяный. – Я тут чё? Ни с кем чё-ли?
Наш разговор сам собой прерывается.
- Дед, - рассудительно говорит ему Калугин. – Остынь! Ты это…вот что… символ веры знаешь?
Я внимательно всматриваюсь в «деда». Ежели такой, к примеру, в церковь войдет, то, конечно, первым делом стянет шапку и перекрестится со всемордовским усердием. Но «Символ Веры» он явно не знает. А сейчас «деду» позарез требуются собеседники. Он поднимается, качаясь, делает несколько нетвердых шагов, и с пьяной ухмылкой обнимает за плечи Люсю.
- Де-ву-шка! – громко произносит он и сует к Люсе свою физиономию.
Люся вдруг резко встает и оказывается чуть ли не на голову выше пьяного. Она делает знак, чтобы мы не вмешивались.
- О! – нетрезво восторгается «дед». – Вот так… девушка!
- Девушка? – переспрашивает Люся и громко щелкает жвачкой. - Сейчас девушка, а через пять минут буду свидетельницей. А вы, гражданин, - Люся резко тыкает пьяного пальцем в грудную клетку, - будете потерпевшим! Понятно?!
Широкая ухмылка на лице мужика тускнеет и сменяется слегка испуганной гримасой. Показывая грязные ладони – типа я тут никого не трогаю – он, молча, пятится к своему столику. Проводив его безучастным взглядом, Люся садится на место. Все смотрят на нее с уважением.
- Your wife is pretty tough, - испуганно шепчет мне на ухо один из эстонцев.
Мне не хочется поддерживать эту тему.
- Так что там было за оружие? – спрашиваю я Калугина.
- Оружие? – удивляется он.
- Ну да… которым ты угрожал соседу?
- А-а… Это – карандаш! Я вообще не пониманию, чего он так пересрался. Оружие филолога – это всегда только карандаш. – Калугин назидательно поднимает кверху указательный палец. – Кстати, тебе, жирмуноид, пора бы это уже усвоить.
Через час мы прощаемся и направляемся к выходу. На лестнице по-прежнему дежурит все тот же охранник-туловище. Он кивает нам головой:
- Заходите еще…
- Обязательно, - говорю, - зайдем.