Новости

"Чеченский след на бумаге". Газета.ру о "Шалинском рейде" Садулаева

Номинированный на «Русский Букер» и «Большую книгу» «Шалинский рейд» Германа Садулаева оказался повестью о слишком книжной войне.

О Германе Садулаеве еще долго нельзя будет говорить, не упоминая Рамзана Кадырова. Да, тот самый Садулаев, о котором в эфире НТВ 31 октября президент Чечни высказался в духе «не читал, но осуждаю». Осуждает Рамзан Кадыров страстно: «Он если вот такие вещи пишет, он даже не чеченец, даже не мусульманин, даже не человек». Прозвучало у Кадырова и самое страшное по литературным меркам обвинение: «Такого писателя у нас нет». В ситуации, когда последняя повесть Садулаева, «Шалинский рейд», фигурирует в коротком списке сразу двух премий, «Русского Букера» и «Большой книги», это означает, надо полагать, что какую-нибудь премию «Шалинскому рейду» точно дадут.

Вообще стоит только порадоваться, что Рамзан Кадыров Германа Садулаева не читал.

Потому что, если бы президент Чечни открыл «Шалинский рейд», обвинения могли быть гораздо серьезнее. У государственных людей обычно не очень хорошо получается отличать документальную прозу от вымысла – страшно подумать, что грозило бы Садулаеву, узнай президент республики, что герой сдает в финале повести Аслана Масхадова федералам.

Этот эпизод с Масхадовым в «Шалинском рейде», конечно, самый интригующий, хотя и не самый главный. Фокус повествования у Садулаева смещен с эффектной развязки на самого героя — текст словно бы сопротивляется тому, чтобы быть только ответом на загадку «кто убил Масхадова». Что же это за герой?

Совершенно очевидно, что это герой автобиографический, вернее как бы автобиографический.

На иллюзию полной слитности придуманного Тамерлана Магомадова с реальным Германом Садулаевым работает многое: название (Садулаев родом из Шали), предыстория (смешанная чеченско-русская семья родителей, нетипичная славянская внешность, учеба в ленинградском университете). Для полноты картины имеется даже экскурс в область традиций: почему чеченцы так любят называть детей именем врага, объясняется как раз на примерах Германа и Тамерлана.

Сам же «Шалинский рейд» — это попытка разыграть альтернативную биографию, представить, кем был бы Герман Садулаев, если бы по окончании университета не остался в Петербурге, а вернулся домой, в Чечню. Местная полукриминальная милиция, шариатское право, уход в боевики, трупы, зачистки, деньги. Как вариант, выдача Масхадова в конце – тоже не за идею, а за деньги.

Все очень серьезно, если принять написанное за попытку заклясть собственную биографию, договориться с судьбой.

И было бы здорово, если бы на этом Герман Садулаев остановился. Но нет: ему обязательно нужно не просто связать чеченскую тему с рефлектирующим героем. Главный пафос садулаевского сочинения состоит в том, чтобы подать чеченскую тему как литературу, но именно «литература» и губит повесть как целое.

Чеченская тема, еще, по сути, и не зазвучав по-настоящему в русской прозе, уже вся держится на приемах и цитатах. Если в тексте появится залеченный Салман Радуев, значит за ним обязательно стоит тень Макмерфи («Полет над кукушкиным гнездом»). Если при зачистке гибнут братья, не обойтись без Гектора и Париса. Притом все это не художественные решения, а именно «приемы»: впечатление такое, что Герман Садулаев просто примеряет к чеченской фактуре разные повествовательные возможности, ни на чем не останавливаясь всерьез. В жанровом отношении тот же микс: здесь и детектив, и идиллия, и бытописательство, и исповедальная традиция, и комическая этнография, и дидактика, и даже водевиль в сцене, где старцы просчитывают, как обмануть обычаи и позволить кровосмесительный брак. Да и сама война оказывается при таком раскладе сплошной цитатой — она все время идет с оглядкой на другие войны, книги о войне, фильмы о войне и на саму себя в телевизоре.

Вся эта литературщина сводит на корню любые попытки выяснить всерьез отношения с собственной биографией.

Так что единственное, что мы точно теперь знаем, – Герман Садулаев действительно писатель. Хотя и не совсем в том смысле, какой имел в виду Рамзан Кадыров.

А премию за «Шалинский рейд» обязательно нужно дать. Потому что если у наших премий пока не очень получается регулировать литературный процесс, то уж общественный протест им точно по плечу.

Елена Рыбакова

Оригинал статьи