Андрей Аствацатуров: «Споры вокруг качества литературы часто бессмысленны»

"Автор, в том числе и классик, имеет ценность лишь в одном случае, когда он делает своего читателя соавтором и побуждает его самого сочинять, создавать искусство. И здесь ситуация может быть совершенно непредсказуемой: кого-то к искусству побуждает Борис Пастернак. А другого Борис Пастернак не побуждает к творчеству, а наоборот - вгоняет в тупняки. Зато это другого вдохновляет, к примеру, Пауль Целан. Только так проверяется ценность писателя. Она должна быть исключительно индивидуальной."

О кризисе мейнстрима

Интервью Александра Иванова сайту Rabkor.ru

"Мы думаем через суждение вкуса. Я разделяю концепцию Ханны Арендт. В одной из своих последних работ она писала, что именно на территории рефлексивного суждения вкуса располагается некое протополитическое единство людей, то, что она назвала «общим чувством». Вот через это общее чувство мы и объединяемся, и некое «нравится - не нравится» образует более сильный фундамент нашего политического отношения к действительности, нежели уровень политических теорий, взглядов, идей. Мы можем сказать: «Не нравится мне Путин, даже не могу объяснить почему, просто не нравится», - и это гораздо труднее преодолеть, чем некий более теоретический, более концептуальный, более умозрительный разговор о политике. Если вам что-то не нравится, это почти невозможно преодолеть. Но следующим шагом приходится объяснять, почему не нравится, пытаться через это объяснение находить общий язык взаимодействия с другими людьми, которым то же самое нравится или не нравится. Вот так образуется протополитическое единство. Сегодняшняя атмосфера в России такая, что почти всем что-то не нравится, очень многим не нравится почти все. Мне кажется, это очень продуктивное состояние."

Новая книга: сказка-притча Сержа Генсбура "Евгений Соколов"

"Евгений Соколов" (1980) - единственный прозаический опыт Сержа Генсбура (1928-1991) - французского поэта, композитора, актера и режиссера. В этой сказке-притче, повествующей об одиноком художнике с русскими корнями, сумевшем превратить свой физиологический недуг в достоинство, критики увидели сатиру на светский Париж и самоиронию, с которой Генсбур отнесся к свалившейся на него славе.

Книга

Предпубликация "Чечни" Джонатана Литтелла

На сайте Openspace.ru теперь можно ознакомиться с отрывком из книги "Чечня, год третий", которая выйдет в следующем году в нашем издательстве.


"1937

«Чечня — это что-то вроде 1937 или 1938 года», — заявляет мне в небольшом московском офисе Александр Черкасов, один из руководителей «Мемориала», крупнейшей российской правозащитной организации. «Там завершается обширная программа строительства, люди получают жилье, там парки, в которых играют дети, там спектакли, концерты, все выглядит нормально, а… по ночам исчезают люди». Это сравнение приходится часто слышать от российских правозащитников, и, как замечает Черкасов, оно не притянуто за уши, но основано на реальных фактах: количество убитых или пропавших без вести на каждые 10 000 жителей за последние десять лет в Чечне, по мнению Черкасова, пропорционально превосходит количество жертв больших сталинских чисток. Но, прежде всего, это сравнение передает иллюзию нормальности, и даже реальность нормальности, для тех, кого не затронул террор. Я провел в Чечне две недели, в конце апреля — начале мая, и если бы я опубликовал этот репортаж сразу же, то акцент бы в нем делался на нормализацию, на ту Чечню, в которой — несмотря на громадные проблемы — дела идут, в общем и целом, лучше, чем прежде. Реконструкция обширна и реальна; что же касается террора, то ни один из моих друзей, ни один из членов различных неправительственных организаций, за исключением организаций «Мемориала», работающих непосредственно над случаями исчезновения людей, пыток и внесудебных расправ, как будто бы особенно им не интересовался; они смутно знали, что террор тлеет в горах, но не знали никого, кого он непосредственно касался — колоссальная коррупция интересовала и затрагивала их больше."

Подробнее

Павел Пепперштейн: господин мифоген

Rolling Stones побеседовал с автором "Мифогенной любви каст" и "Пражской ночи"

«Я приехал из Петербурга и куда-то собираюсь, а куда, сам пока не знаю», — начинает разговор Павел Пепперштейн, с которым мы договорились о встрече буквально накануне, а уже послезавтра он грозится исчезнуть из Москвы. «Это норма жизни, я так живу, я веду более-менее скитательный образ жизни». В этих двух фразах — весь Пепперштейн: его не смущает нагромождение неопределенных местоимений, расплывчатость формулировок и обилие неологизмов, которые он изобретает на ходу, прогибая под себя грамматику и лексику сразу двух языков — русского и английского. Живой его язык еще более психоделичен, чем тексты изобретенного им же психоделического реализма. Если когда-нибудь будет написано руководство «Пепперштейн для чайников», то начинаться оно будет со следующего совета: «Не бойтесь! Пепперштейна можно понять! Словесный поток подчиняется логике, его мерное течение может убаюкивать, но в конце каждой значимой фразы вас обязательно разбудит авторский смешок, хихиканье или хохот — в зависимости от того, насколько он доволен получившимся оборотом речи, изгибом мысли или оригинальностью каламбура».