«Минск: путеводитель по Городу Солнца» белорусского писателя, художника и сценариста Артура Клинова – первая попытка психогеографического описания одного из самых загадочных городов бывшего СССР. Перед нами одновременно субъективная биографическая проза, историко-архитектурный путеводитель, художественный дневник с фотографиями и антропологическое исследование города-утопии.
«Город Солнца возник на месте загубленных городов как декорация к возвышенной романтической пьесе. К пьесе про людские мечты и их несбыточность, про Город Счастья и его недостижимость. Это миф про Сизифа и миф про Икара, летящего к Солнцу, которое одаривает его смертью. Страна Счастья умерла, но остался Солнечный Город Грез - грандиозная сценография к пьесе под названием "Счастье"».
Артур Клинов
Артур Клинов. Минск: путеводитель по Городу Солнца
Беллетризованный тюремный дневник одного из участников памятной демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 года. В этот день восемь москвичей вышли к Лобному месту в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию и развернули плакаты «За нашу и вашу свободу», "Позор оккупантам!", "Руки прочь от ЧССР!". За участие в демонстрации Вадим Делоне, стиляга из круга московской «золотой молодежи», поэт и красавец, внук известного математика, попал на зону в Тюмень, где провел в заключении неполных три года. Воспоминания об опыте открытия им другой, лагерной, России, написанные уже в эмиграции, стали уникальным памятником диссидентского движения 1960-х и были впервые изданы в Лондоне посмертно, в 1984 году. Книга награждена премией им. Владимира Даля.
Вадим Делоне. Портреты в колючей раме
Взяв за основу ключевое понятие вагнерианской эстетики Gesamtkunstwerk (в русском переводе – “законченно-единое произведение искусства”), Борис Гройс радикально меняет точку зрения на художественный авангард ХХ века и его отношение к так называемой “тоталитарной эстетике”. Гройсовский “Сталин” выступает метафорой не преодоления, а завершения авангардного проекта, его “отрицанием отрицания”, то есть, по сути, является утверждением главного пафоса авангарда – революционного пересоздания не столько формы произведения, сколько самого зрителя.